Писарев

Еще осенью 1858 года, узнав из газет об обещании Александра II пригласить депутатов в Петербург для обсуждения проекта крестьянской реформы, К. Маркс писал Ф. Энгельсу: «В России началась революция; началом ее я считаю созыв «нотаблей» в Петербург». А в январе 1859 года, развивая свою мысль, Маркс высказался еще определеннее: «…император, мечись между государственной необходимостью и практической целесообразностью, между страхом перед дворянством и страхом перед разъяренными крестьянами, наверное, будет колебаться, и крепостные, возбужденные до крайности повышенными ожиданиями и думая, что царь на их стороне, но в плену у дворян, теперь неизбежнее, чем когда-либо, начнут восстание. А если это произойдет, то настанет русский 1793 г.».

В Петербурге заседали редакционные комиссии. В основу их работы легла выработанная правительством программа: освобождение крестьян с землей; выкуп крестьянами своих наделов у помещиков в собственность при содействии правительства; сокращение переходного состояния; уничтожение барщины в течение трех лет и перевод на оброк; крестьянское самоуправление. Но даже эта весьма умеренная программа вынужденных уступок вызывала противодействие помещиков. На местах были разработаны еще более куцые проекты. В два приема приглашались в Петербург депутаты губернских комитетов — и оба раза они оспаривали программу редакционных комиссий. Депутаты первого призыва, принадлежавшие главным образом к промышленным губерниям, соглашались на освобождение с землей и на выкуп наделов. Депутаты второго призыва, представлявшие помещиков черноземных губерний, настаивали на безземельном освобождении. Они нападали на редакционные комиссии с охранительных позиций, без всяких оснований обвиняя ее членов в республиканских, социалистических и даже коммунистических тенденциях. Борьба между бюрократией и аристократией, крепостниками и либералами была в полном разгаре, но эта борьба велась внутри класса помещиков, обе стороны заботились о сохранении помещичьего землевладения, речь шла всего лишь о степени уступок крестьянству.

Крестьяне ждали обещанной воли. Они говорили: «Дело пошло на огласку, уж теперь господа его не скроют». В 1859 году было около сотни крестьянских выступлений против помещиков. Призрак крестьянской революции витал над Россией.

Защитниками крестьянских интересов выступали революционные демократы. Н. Г. Чернышевскому грабительский характер предстоящей реформы стал ясен еще в 1858 году, и он ожидал, что крестьяне ответят на нее восстанием. С начала 1859 года «Современник» взял курс на крестьянскую революцию. А. И. Герцен все еще надеялся на мирный исход событий. Он полагал, что образованное меньшинство в союзе с царем сможет преодолеть сопротивление помещиков и обеспечить действительное освобождение народа. В 1859 году эти две точки зрения столкнулись. Позицию «Колокола» подверг критике Н. А. Добролюбов, выступив против «лишних людей» и «обличительной литературы». Последовал резкий ответ Герцена. Между двумя органами революционной демократии завязалась полемика.

Не только в политической жизни народов прошедший год произвел или наметил значительные перемены. Он стал также важным рубежом в развитии науки. В 1859 году увидели свет две книги, совершившие переворот в мировоззрении человечества:

11 июня, в Берлине, — книга Карла Маркса «К критике политической экономии»;

24 ноября в Лондоне — книга Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора».

В 1859 году: Бунзен и Кирхгоф открыли спектральный анализ. Фехнер закончил капитальный труд «Элементы психофизики», внедряя новаторские экспериментально-математические методы в исследование психических процессов.

В Лондоне молниеносно было распродано второе издание первого тома «Истории цивилизации в Англии» Бокля. Английский историк предпринял попытку отыскать общие законы развития человечества и сделать историю наукой. Переведенное вскоре на главные европейские языки, это сочинение оказало огромное влияние на современников.

Нечего и говорить о том, как были рады мать и сестры возвращению горячо любимого сына и брата в родной Грунец. Даже отец, казалось, стал менее флегматичным и равнодушным. Даже дядя Сергей Иванович вроде бы стал добрее и мягче. Все наперебой ухаживали за Митей, старались сделать ему приятное, стремились предупредить его желания.

По вечерам мать читала ему вслух (Писарев очень любил читать вместе с кем-нибудь, а к чтению матери привык с раннего детства). Она читала ему новую повесть Достоевского «Дядюшкин сон», и Митя от души хохотал над старым князем. Потом, когда слышал вздор, он любил говорить: «Ну, да и сахар, и кадушки там были». В семье это вошло в поговорку. Повесть так понравилась Мите своей игривостью, что он подумывал сделать из нее пьесу для театра.

Верочке не было еще шестнадцати, но выглядела она вполне взрослой девушкой. Митя нашел, что сестра очень образованна и способна самостоятельно мыслить. У нее горели глаза, когда она под диктовку брата записывала сочиненную им «Оду»: