Писать поперек

Прав Буренин и в том, что поэт был очень недоволен отзывом. В «Автобиографии» Надсон писал о своем «болезненном самолюбии» и о том, что «привык ко всеобщему поклонению»664, а Буренин дал снисходительный отзыв, не свободный от критических замечаний и насмешек. Кроме того, глубоко «партийному» и последовательно либеральному Надсону было очень неприятно, что его книгу издал Суворин, а в рецензии поддержал Буренин, в своей газете постоянно высмеивавшие и оскорблявшие либералов и евреев665.

Ясинский передает выразительную беседу, которая послужила толчком к газетному выступлению Надсона против Буренина. Надсон говорил своим собеседникам: «…я бы хотел от всей души, чтобы Буренин ругал меня! Вы не поверите, как меня тяготит, что он молчит обо мне, а по временам даже отзывается с некоторой похвалой о моих стихотворениях». Один из участников беседы возразил ему: «Ведь, кажется же, Суворин издал вашу книгу, и я слыхал в Петербурге, что это было сделано по совету Буренина». Ответ Надсона был весьма выразителен. «Может быть. Да, да, это ужасно, – нервно заметил Надсон. – Все равно книга моя пошла бы. Наконец, что же из этого, Суворин издатель и он имел выгоду на моей книге, – ведь книга разошлась. Скажите, пожалуйста, разве я должен быть благодарен издателю за то, что он нажился на мне? <…> Я бы дорого дал, чтобы Буренин, наконец, стал моим врагом». На это Ясинский заметил: «Так что ж, это легко сделать. Вам стоит только в своих критических статейках сказать несколько слов по адресу Буренина». Надсон ответил: «Я так и сделаю. Да, да, я сейчас же что-нибудь напишу! У меня уже рука чешется»666.

Возможно, Ясинский беллетризировал ситуацию и вольно изложил эту беседу, но настроение Надсона передано тут, судя по всему, верно.

Повод Надсону для выступления Буренин дал своей «поэмой в прозе» «Обезьяна», которую начал печатать в газете 23 мая 1886 г. Там он доказывал, что в современной литературе стихи «унижены и опозорены жалкими пискунами и бумагомарателями, принимающими себя за поэтов на том только основании, что они подбирают рифмы вроде “ножницы” и “любовницы”, “кратер” и “характер”. Крохотные поэтики своим писком и мяуканьем совсем отбили у читателей вкус к стихам». Далее Буренин утверждал, что «стихи могут быть изложены прозой и немного потеряют от этого, разумеется, при условии, чтобы проза была хороша. Отсутствие рифм беда небольшая, точно так же, как их присутствие – не большая выгода»667.

Окруженный восторженными поклонниками и поклонницами, упоенный успехом книги, выдержавшей в краткий срок несколько переизданий, Надсон не рассчитал свои силы и возможности и ввязался в борьбу с опытным журналистом, за четверть века газетной и журнальной работы в тонкостях изучившим искусство литературной полемики. К тому же в фельетонистике Надсон (в отличие от поэзии) не проявил умения и убедительности. Вместо того чтобы вести принципиальную полемику в этической и идеологической плоскости, остановившись на оскорбительности и грубости буренинских выражений, стремлении перенести полемику из литературной сферы в сферу частной жизни, националистических выпадах и т.п., Надсон ограничился чисто литературными аспектами. В результате его упреки в адрес Буренина были чрезвычайно сильными и резкими, но при этом мало обоснованными.

В своем очередном критическом фельетоне в «Заре» (Надсон вел там обозрение современной литературы), помещенном 4 июня, о прозе Буренина Надсон писал, что «порнография самого низкого качества бьет в глаза с каждой страницы этих “реалистических повестей из действительной жизни”. “Вздрагивающие бедра”, “обнаженные плечи”, “античные руки”, “неприкрытая грудь” – “падение” в начале рассказа, “падение” в середине и “падение” в конце… сцены в спальнях, будуарах, купальнях и иных местах, излюбленных порнографистами, – все это рассыпано в повестях графа Жасминова в таком изобилии, что становится совершенно непонятным, при чем тут “серьезные (!) и грустные (!) думы о реалистической правде и глубине” [, о которых писал Буренин]»668.

Однако, не отличаясь особыми достоинствами, повести Буренина не были порнографическими не только по современным меркам, но и по представлениям того времени. Более того, они носили пародийный характер. Так, завершая повесть «Преступница или нет?», Буренин писал: «Я накануне прочел “На ножах” г. Стебницкого, “Концы в воду” г. Ахшарумова и еще кое-что из той “интересной” беллетристики, которая, по милости судьбы, начинает пленять современную публику. Читал я все это недаром: мне хотелось написать этюд о пошлости приемов, банальности эффектов и внутренней пустоте этой беллетристики»669. Так что речевые штампы (в том числе и цитируемые Надсоном) должны были восприниматься читателем как воспроизводящие язык пародируемого слоя литературы.