Писатель и балерина

И Марк – решился. Решился, ругая себя за глупость и одновременно надеясь. Рационалист возмущался: ты спятил? Хочешь собственноручно сковать цепочку, на которой тебя в камеру потащат? Но кто-то другой иррационально, но настойчиво повторял: он сказал «ваша матушка». Аргумент бессмысленный, практически абсурдный. Но, быть может, именно иррациональные доводы и есть самые разумные?

Он прикусил губу, почувствовал, как поджимаются, точно перед прыжком в ледяную воду, мышцы живота. Усилием воли заставил себя расслабить непроизвольно сжавшиеся кулаки. И выдохнул:

– Видите ли, я писатель.

– Ну это нам известно.

– Да я знаю, знаю. Но в этом, кажется, все дело.

Ему казалось, что рассказывать придется очень долго. Но на самом деле все уместилось минут в десять. И как он мечтал написать роман о балете, и как ничего не выходило, и как после встречи с Полиной все стало вдруг получаться… И как затеял страшноватую игру с самим собой, дублируя в новом романе убийства из «исторических детективов», и как они вдруг начали происходить на самом деле… И как понял, что реальные убийства повторяют не серию о Вяземском, а еще не написанный роман – когда после смерти Анечки Павленко обнаружил в почте фотографии с места убийства. Как пришел в ужас, но думал лишь о том, чтобы завершить роман. Даже о том, что практически вспомнил – как убивал…

– Я сегодня все утро абсолютно всерьез думал, я почти поверил уже, что я доктор Джекил и мистер Хайд в одном флаконе. Но это действительно «верю – не верю». Я не могу ни опровергнуть, ни доказать, не могу вычислить правду… Не получается копнуть настолько глубоко. Но мне просто не хочется в это верить, понимаете? Из рациональных соображений у меня только одно. Если я монстр в человеческом облике, только не помню своих… преображений… Если все так, где был мистер Хайд до… ну до всех этих убийств? Он же должен был хоть как-то проявляться? Мне же не семнадцать лет, я довольно давно живу на этом свете. И – никогда и ничего? Так где была моя темная сторона – если она у меня есть. Если я и в самом деле реализую убийственные замыслы не только в книгах.

– Любопытное соображение. С книжками вашими я ознакомился. И параллели заметил. Я только не знал, что серия убийств повторяет ваш новый, не напечатанный еще роман, а не серию про Вяземского. Но я не думаю, что это меняет дело сколько-нибудь кардинально. Разве что сужает круг поиска. Вам-то было бы выгоднее, если мы будем считать, что убийца зачем-то повторяет Вяземского. Тут под подозрение можно всех ваших читателей брать… Это я к тому, что убийца – человек из плоти и крови. В мистику, извините, не верю. Профессия не позволяет. Таким образом, если исключить совпадение, возможны три варианта, согласны? – Марк кивнул. – Либо вы по каким-то неясным творческим соображениям и впрямь решили реализовать написанное. Или, наоборот, только запланированное. Либо у вас есть, как вы выражаетесь, темная сторона, и доктор Джекил не ведает того, что творит мистер Хайд. Либо в этом вас – и меня заодно – кто-то старательно убеждает.

– И еще штаны эти… – вспомнил вдруг Марк.

– Какие штаны? – искренне изумился Федор Иванович.

– Джинсы. Мои джинсы. У вас ведь считается, что Женькина смерть – ну Корша то есть – несчастный случай? Но в романе это – убийство. И… Когда я после похорон домой – ну на Вознесенскую – вернулся, нашел, буквально случайно наткнулся в шкафу на джинсы. Грязные как не знаю что, как будто в них черт знает чем занимались.

– Любопытно… – протянул Добрин. – На фототаблицах с места происшествия мне кое-что попалось странное, подумалось, что, похоже, кто-то в котлован спускался. Но потом снег пошел, там уже не найти ничего было. Джинсы, говорите… А почему вы так уверены, что это именно ваши джинсы? Потому что они в вашем шкафу лежали?

– Нет. Там в кармашке – в самом маленьком, который для зажигалки или чего-то в этом роде – монетка была. А у меня еще со студенческих времен привычка. Ну вроде примета такая: если в этот кармашек монетку положить, самый трудный экзамен пройдет «на ура». Ну или какое-нибудь трудное дело, в котором не уверен. Может, кто-то еще так делает – не обязательно ради приметы, а вообще, – но я ни разу не видел. Даже если так бывает, вряд ли на каждом шагу. Это попросту неудобно. Ну и джинсы мне абсолютно впору…

– Очень интересно…

– Только… – Марк нахмурился. – При чем тут тогда эта самая Эдита? Ничего похожего в «Балансе» нет. Я ведь потому так и остолбенел, когда вы про нее сказали… Да я вам сейчас покажу.

Он добыл из сумки ноутбук, включил, открыл файл:

– Сейчас, сейчас… это в самом конце: Психиатр, а потом – финал. И все. И никакой…

Голос Вайнштейна, только что такой уверенный, вдруг осекся, а лицо переменилось так, что Федор Иванович даже испугался немного – не хлопнулся бы господин писатель в обморок. Что это с ним?

– Что там у вас?

Добрин обошел «свидетельский» стул, заглянул через плечо Вайнштейна: