Писатель и балерина

Все получится, все будет просто великолепно. И не только потому, что он увидел наконец свою героиню въяве. А прочие знаки? Не просто же так они. Не просто так ему трехцветная кошка повстречалась, да еще и в двух экземплярах! Это уже не просто обещание удачи, а прямо-таки ее гарантия! И вообще все одно к одному складывается: и журналистка эта со своим дурацким вопросом, и неожиданно обретенная стеклянная танцовщица – настоящее чудо!

И в довершение череды добрых предзнаменований… эта неожиданная, невероятная, невозможная встреча в случайном кафе… эта девочка – с тем самым лицом, которое он так долго никак не мог увидеть.

Полина…

Марк улыбнулся.

Следующей премьерой у Женьки тоже будет «Коппелия». Через два месяца – в январе, в дни школьных каникул – не все же «Щелкунчика» ставить.

Вряд ли в Николаевском готовят что-то столь же неординарное, как та давняя постановка, от одной мысли о которой перед глазами начинают мелькать алые и золотые сполохи, а горло забивает душный серый войлок. Вряд ли еще одному постановщику придет в голову «сжечь» мастерскую старого Коппелиуса. Но балет сам по себе, даже без всяких режиссерских эксцентричностей интересный, и возможностей предоставляет массу. Любая премьера, тем более такая, – долгожданный и неподдельный шанс перейти на следующую ступеньку сценической иерархии. Из вспомогательного состава – в кордебалет, из кордебалета – в какие-нибудь вторые солисты, или как они там называются. Никогда он этого не помнил. Да и не важно. Наверное, все девочки из «подтанцовки» сейчас яростно готовятся к… нет, не заменить ведущих солисток, танцующих Сванильду или Коппелию, там свои дублерши есть, из второго состава. Но вдруг повезет, вдруг удастся войти в группу характерных танцев. В самом начале «Коппелии» вроде бы, как ему помнилось, какие-то национальные танцы присутствовали – венгерский и прочее в этом роде. А ближе к финалу – несколько сольных танцев, складывающихся в историю, в символическую картину дня. Утро, как и полагается, начинается с молитвы, потом работа и так далее. Наверное, подумалось Марку, и Полина сейчас готовит потихоньку «Молитву», танец начала дня, и мечтает, чтоб небеса повернулись наконец в ее сторону, чтоб попасть в первый состав, не в дублеры, чтоб… ох, чтоб танцевать – соло! первое в жизни соло! – на премьере.

Он так живо это представил, что руки сами потянулись к клавиатуре – немедленно, немедленно все записать, пока свежи, пока дышат и двигаются мысли и эмоции. Господи, какое счастье!

Чай в небрежно отодвинутой в сторону кружке так и остыл нетронутый.

* * *

Полина замерла на пороге, точно следующий шаг должен был привести в чужой, неизвестный мир – быть может, лучший, чем сейчас, но неизвестный и потому пугающий – а вовсе не в обычную квартиру.

Обычная, как же!

Где вы видели квартиру с репетиционным залом?

Небольшим, не больше тридцати метров, но все, как положено, – и зеркало во всю стену, и станок вдоль него, и пол отличного паркета. В сказку вела дверь, распахнутая прямо напротив входной – потому Полина и застыла соляным столпом. Не может быть! Не бывает такого! Все это сон! Но какой… потрясающий… Только бы не проснуться!

За безбрежным паркетным морем в простой белой раме висело окаймленное понизу неровной чертой темных крыш бледное, тоже почти белое небо. По нему змеились тонкие темные трещины – пересекались, переплетались кружевной сеткой, стекались к белому, испещренному черными метками, точно испачканному стволу чуть справа от середины рамы. К одной из «трещин» прилепилось красное – светлее, чем кровь, – круглое пятнышко.

Только латунной таблички снизу не хватало: «И. И. Иванов. Декабрь (холст, масло)». Ну или не Иванов, а Сидоров, и не масло, а акварель.

Полина не сразу поняла, что это не картина, а настоящее окно. И за ним настоящее декабрьское небо, настоящая береза и настоящий снегирь на ветке.

Марк, довольно улыбаясь – он стоял сзади, но Полина все равно «видела» его улыбку и точно знала, что улыбка именно довольная, – легонько, самыми кончиками пальцев подтолкнул ее в спину.

Прикусив губу, почти не чуя от волнения ног, она сбросила сапожки, робко сделала шаг, другой… и закружилась, впитывая взглядом каждую деталь внезапного счастья.

По обе стороны распахнутой двери вытянулись два узких высоких стеллажа. Слева – музыкальный центр, еще какая-то техника… Полина потянула дверцу правого шкафчика. На верхних полочках расположились канифоль, тальк, рулончики лент и эластичных бинтов, вкладыши, ножницы, лак, клей, еще какие-то балетные причиндалы. Ниже… Гетры, трико, тюль, бахилы, чешки… Господи! Пуанты! Новые, блестящие, еще не обмятые. Их было очень много – пар, наверное, десять, а может, и сто…

Картинка перед глазами начала вдруг расплываться… Нет! Только не проснуться! Как можно просыпаться, если тебе дали шагнуть… в сказку! В счастье!

Она сморгнула. Вздохнула поглубже. Картинка обрела прежнюю четкость.

Над дверью и по стенам – несколько видеокамер, на стене напротив зеркала – плоский экран.