В намерении сгладить эффект от первых, шокировавших общественность признаний в связях с КГБ, Кузнецов придумывал всё новые аргументы. Газета «Санди телеграф» опубликовала статью Кузнецова, в которой он сообщал, что не знает ни одного писателя в России, который так или иначе не имел бы дел с чекистами. Если речь идёт о «выездных», это совсем не удивительно – даже организованные экскурсанты выезжали за рубеж в сопровождении внештатного агента, не считая нескольких сексотов. В этой статье снова не обошлось без упоминания известного поэта. Кузнецов выразил сомнение в том, что Евтушенко путешествовал по свету, никак не запятнав себя сотрудничеством с КГБ – это всего лишь намёк на обязательный отчёт по результатам творческой поездки за рубеж.
Совсем иначе приключения невозвращенца Кузнецова выглядят в изложении израильского публициста Бориса Брина:
«КГБ потребовало от него написать донос на Евтушенко, считавшегося самым "левым" поэтом времен «хрущевской оттепели» и после нее. Боясь потерять единственный шанс, Кузнецов указал все известные ему о Евтушенко факты, он не знал, что качество доноса проверил в КГБ Евтушенко и он же дал добро на поездку Кузнецова в Лондон. Не знал и мучился из-за вынужденного доноса, который КГБ обнародовало используя против Кузнецова и подымая престиж Евтушенко. Загадочная смерть Кузнецова свидетельствует о том, что КГБ все же до него дотянулось».
Разоблачения Брина как правило бездоказательны, рассчитаны на интерес нетребовательной публики, жадной до сенсаций. Однако кое-кто и впрямь видел в Евтушенко «агента влияния Кремля». Суть дела прояснил Павел Судоплатов в книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы»:
«Идеологическое управление и генерал-майор из разведки КГБ Агаянц заинтересовались опытом работы моей жены с творческой интеллигенцией в 30-х годах. Бывшие слушатели школы НКВД, которых она обучала основам привлечения агентуры, и подполковник Рябов проконсультировались с ней, как использовать популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных целях и во внешнеполитической пропаганде. Жена предложила установить с ним дружеские конфиденциальные контакты, ни в коем случае не вербовать его в качестве осведомителя, а направить в сопровождении Рябова на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Финляндию. После поездки Евтушенко стал активным сторонником "новых коммунистических идей", которые проводил в жизнь Хрущев».
Как следует из этих строк, сексотом Евтушенко не был. Да и «участие» КГБ в смерти Кузнецова – наверняка плод необузданной фантазии израильского автора. Скорее всего, из той же серии и версия Бориса Брина, согласно которой автором стихотворения «Бабий Яр» был малоизвестный поэт Юрий Влодов (Левицкий), а вовсе не Евгений Евтушенко. Это предположение, если верить информации, почерпнутой из интернета, поддерживает и вдова Юрия Влодова, которая цитирует рассказ своего мужа о его взаимоотношениях с Евтушенко:
«В годы нашей молодости мы дружили. Я запросто приходил к нему домой, мы читали друг другу только что написанное, и уже тогда было ясно, что все его творения я с лихвой перекрываю. Женя грустнел после моего чтения, потом лихорадочно садился за машинку и слезно просил меня продиктовать ему что-то из только что прочтенного, но еще неопубликованного. Я диктовал, конечно, что мне – жалко? Потом одно из стихотворений он, с некоторыми изменениями, напечатал под своей фамилией. Это стихотворение потом стало знаменитым, одним их лучших в его творчестве. Я имею в виду "Бабий Яр"».
Вот это «с лихвой перекрываю» уже наводит на мысль, что дело тут не чистое – похоже, что поэт немного переигрывает. Затем идёт рассказ про «стрёмную», то есть воровскую жизнь, про недолгое пребывание Влодова на нарах, ну а потом новая встреча двух поэтов:
«Когда я освободился, я встретил Женю и спросил его, зачем он это сделал. Как ни странно, он ничуть не смутился и сказал, что, поскольку я сел, он решил таким вот интересным образом спасти это прекрасное стихотворение, не дать ему пропасть, оно ведь нужно людям. Я не нашелся, что ответить на подобное заявление, настолько оно меня поразило. Потом успокоился, простил его, но запретил это стихотворение в дальнейшем как-то использовать: публиковать, ставить в книги».
Это довольно нелепое признание можно объяснить взаимной неприязнью Влодова и Евтушенко, причины которой также описывает вдова поэта. Поводом для конфликта стало стихотворение Влодова, из которого приведу только четыре строфы:
Не тянет, я – не гений!
У всех свои умы.
И я спросил: «Евгений!
Что будем делать мы?»…
И нежный шепот: «Девочка!–
В его устах как мат.–
«Ты прелесть, иудеечка!
Ты – смак!»
И мне: «А ну, налей-ка!–
И в щеку винный дух!–
Смелей! Она ж– еврейка! –
Выдержит двух!..»…
И тут я прямо к гению
Нервическим шажком,
И вдруг я раз Евгению
По роже, кулачком!..
Надо признать, стихи весьма обидные для Евтушенко. Тут и намёк на антисемитизм, и унижение, испытанное якобы в результате мордобоя. По словам вдовы Юрия Влодова, дальше случилось вот что: