Писатели и стукачи. История литературных доносов

«Все это, повторяю, давно уже норма. Это такой стиль. И здесь у меня возникает естественный вопрос: а зачем этот стиль? Я ведь и сам был однажды приглашен на "Эхо" на расправу, или, цивильнее выражаясь, на правеж: написал в "Литературной газете" – она была еще приличной, не-поляковской, – о грубых фактических ошибках в одном эховском литературном материале. Полемизировали со мной в эфире Николай Александров и Сергей Бунтман. К обоим я отношусь вполне уважительно… Но этот прокурорский прищур я запомнил хорошо, равно как и тактику «двое на одного». Со мной, по моим габаритам, лучше в самом деле общаться вдвоем… Ни малейшего желания как-либо контактировать с «Эхом» у меня с тех пор не возникало. Я получил – и не только на своем опыте – полное представление о манерах, приемах, принципах и прочих ноу-хау героической радиостанции, а также о привычке ее ведущих авторов позиционировать себя в качестве совести журналистского сообщества… Нежность и восторг – для своих, и все это пылко, на грани экзальтации; чужим достается вполне дворовая, с блатным подвизгом злоба».

О злобе и «подвизге» стоило бы поговорить, но не в этой книге. А здесь попробую как-то объяснить сложившуюся ситуацию. Если не ошибаюсь, впервые Быков появился в эфире «Эха Москвы» в декабре 2006 года – тогда была такая передача, «В круге света». Быкова не могли не пригласить, поскольку незадолго до этого он получил премию «Большая книга» за монографию о Пастернаке. Затем в течение полутора лет следует затишье, и только с декабря 2009 года он начинает регулярно появляться на радиостанции. Ну а со временем частота передач с его участием стала просто-напросто зашкаливать – так, в августе и в декабре 2010 года его приглашали в «Открытую студию» по три раза, летом каждого из двух последующих лет он радовал слушателей по восемь раз, а летом 2013 года и в следующий зимний сезон – уже по десять каждый месяц.

Вот только не подумайте, что я завидую Дмитрию Львовичу – такой марафон совсем не для меня. Да я с большим трудом выдерживаю даже четверть часа непрерывных разговоров. Ну что поделаешь, что с институтских времён привык к тому, что друзья понимают с полуслова. Что же до смысла приведённой мной статистики, то дело в том, что Быкова на «Эхе» долгое время принимали за чуждый элемент. Сначала Дмитрий не мог понять причину неприязни, когда же, наконец, сообразил, пришлось ему срочно перестроиться и перестать расхваливать жизнь в СССР, а взгляды на политику действующей в России власти скорректировать в соответствующую сторону. Что и было сделано. И вот с тех пор Быков-журналист чуть ли не каждую неделю в эфире «Эха». Если бы не писанина и гастрольные поездки, не сомневаюсь, бывал бы каждый день.

Ну вот, с обидчиками Быкова разобрались, разложили по полочкам клевету, доносы и недоброжелательную критику. Однако, как квалифицировать нижеследующие откровения, ума не приложу.

Итак, предоставлю слово Алексею Дидурову, который был когда-то хорошо знаком с Дмитрием Быковым:

«Быков – первопреемник ужаса предков, аккумулировавший дореволюционный и послереволюционный страх нескольких поколений еврейской интеллигенции:

Как наши скрипки плачут в тоске предсмертной!

Каждая гадина нас выбирает жертвой

Газа, погрома, проволоки колючей –

Ибо мы всех беззащитней, – и всех живучей!..

Крепче целуйтесь, ребята!

Хава нагила!

Наша кругом Отчизна.

Наша могила…

Быков Дмитрий – олицетворенная и явленная в слове израненность его рода и народа».

На мой взгляд, тут всё понятно, и нет необходимости эту тему обсуждать. В моей голове тоже с юных лет, не говоря уже о предках вплоть до двадцатого колена, засела мысль, что все мы – жертвы ненавистного ига. Я имею в виду нашествие орд Чингисхана и его последствия. Хотя теперь вроде бы говорят, что никакого ига вовсе не было. Но возникает вполне естественный вопрос: что раньше-то молчали? Теперь ничего уж не поделаешь, дело сделано, философы исписали тысячи страниц, доказывая вековую забитость русского народа под ненавистным сапогом то ли татарских, то монгольских ханов. Но вот ведь – тоже как-то выжили.

Новый тезис от Дидурова, загадочный смысл которого заставляет меня включить всё своё воображение, чтобы в этом разобраться: «Ему страшно жить и страшно умирать». Страшно умирать, если не успел за свою жизнь что-то существенное сделать – ну хотя бы посадить пару деревьев, вырастить сына или написать десяток книг. Думаю, что на этот счёт теперь, по прошествии пятнадцати лет после статьи Дидурова, Быков может быть вполне спокоен. Я даже не стану это больше обсуждать. Что же до страха жизни, то здесь, помимо воспоминаний об армейской дедовщине или ожидания погромов, есть более важная причина. Страшно жить, если временами возникает мысль, что всё напрасно, что посаженное дерево засохнет, что сын вырастет бездарем и неудачником, и даже написанные книги лет через двадцать будут сдавать в макулатуру по гривеннику за экземпляр.