Писатели и стукачи. История литературных доносов

В принципе, это вполне логичный метод, предоставляющий авторам немалые возможности благодаря «сокрытию» реальных исторических лиц под выдуманными именами. Когда в стандартных мемуарах автор вкладывает в уста своих героев какие-то фразы, созданные его воображением, это вызывает только сожаление. Ещё более прискорбно, когда автор впихивает в их головы мысли, которых там сроду не бывало. Совсем другое в случае с переименованными персонажами – тут полное раздолье для вымысла, основанного на фактах и на логике. Увы, нередко вместо новых образов и мыслей в таких произведениях встречаем банальное изложение тех или иных событий, представляющее интерес для узкого круга посвящённых.

Оставим взбудораженную романом «настоящего советского писателя» столицу и перенесёмся в Ленинград, где до середины 50-х годов обитал Кочетов, а в начале 60-х безуспешно пытался стать писателем Сергей Довлатов. В те времена там творилось что-то невообразимое – идеологическое давление на писателей достигло небывалого масштаба. В итоге к концу следующего десятилетия почти все «нерукопожатые» издательствами и парторганами «непризнанные гении» разъехались по заграницам – остался почему-то лишь Валерий Попов. Видимо, всё просчитал и предпочёл ждать своего часа в родных пенатах.

События, предшествовавшие «хрущёвской оттепели», описаны в книге Михаила Золотоносова «Гадюшник. Ленинградская писательская организация: Избранные стенограммы с комментариями». Вот как «Новое литературное обозрение» анонсировало этот труд:

«Восемьсот страниц отвратительных пасквилей, доносов, погромных речей, всего этого жутковато-комичного копошения в ментальной преисподней патентованных совписов – вот она советская «Война и мир», экспозиция толстовского роя, только не пчелиного, нет, армии жуков-навозников, дескрипция скучного ужаса со всеми почесываниями, привычками и персональной историей каждого попавшего под беспощадный исследовательский свет персонажа».

Тогдашнюю атмосферу в ленинградской писательской среде нетрудно представить себе, прочитав отрывок из выступления главного редактора ленинградского журнала «Нева» Сергея Воронина на партсобрании в 1957 году:

«Группочка довольно влиятельных писателей, которая, как это ни странно для нашего времени и строя, командует в издательствах, оказывает давление на газеты и журналы, шумит в секциях. Которая может организовать рецензии в печати, и если надо, то вознести угодных ей и, если надо, замолчать или разнести неугодных… Эта группочка невелика. Но это сплоченная группка, для которой свои личные интересы неизмеримо выше общественных. Которая выбросила лозунг: "Захватывать ключевые позиции". И захватывает там, где это ей удается».

Здесь речь идёт о ленинградских писателях Израиле Меттере и Юрии Германе – один из них аплодировал Зощенко на «погромном» собрании ленинградских писателей в 1946 году, ну а другой написал о Зощенко хвалебную статью. Видимо, эти и другие, оставшиеся неизвестными нам события дали повод главному редактору для подобных обвинений. Известно, что в молодёжном объединении при издательстве «Советский писатель» какое-то время под руководством Меттера набирался ума-разума и Сергей Довлатов.

Пожалуй, самое время обратится к судьбе этого ленинградского писателя, попытки которого заявить о себе пришлись на более спокойный период, когда закончились, в основном, погромы, но цензоры и ревнители идейной чистоты по-прежнему оставались на своих местах. Не мудрено, что такое положение вызывало гневную реакцию непризнанного литератора, вот что писал Довлатов в письме своей гражданской жене Татьяне Зибуновой – с ней он познакомился, когда работал в Таллине:

«Официальная литература в нашем городе катастрофически мельчает. Скоро выродится даже стойкая категория умных негодяев (Гранин, Дудин…). Останутся глупые негодяи и жулики. Молодая поросль пьет бормотуху и безумствует».

К концу 70-х годов растаяли последние надежды, за исключением нескольких «заказных» рассказов все рукописи издательствами отвергнуты, и Довлатов принимает радикальное решение. Михаил Веллер в своей книге «Ножик Сергея Довлатова» вполне резонно замечает, что «большое это дело – вовремя уехать в Америку».

На первых порах в Америке тоже не везёт, поэтому Довлатов продолжает изливать всю желчь на окружающих его людей. Вот фраза из ещё одного письма Татьяне Зибуновой: «Люди здесь страшно меняются, Парамонов стал черносотенцем и монархистом». Но более откровенно Довлатов высказывается в письма другу и земляку, также перебравшемуся в Штаты, Игорю Ефимову:

«Седых – просто негодяй. Субботин и Вайнберг – исчадья ада, хуже Козлова с Воскобойниковым. Вообще, говна здесь не меньше, чем в Ленинграде. Что приводит к философским обобщениям. Ваш друг Поповский… Ладно, не буду. Парамонов – рехнулся. Люда тоже. Юз играет амнистированного малолетку, будучи разумным, практичным, обстоятельным, немолодым евреем».