Писатели и стукачи. История литературных доносов

Однако травля Платонова началась задолго до письма Ермилова. Его предшественником в роли гонителя был Леонид Авербах, руководитель РАПП. В 1929 гожу в журнале «Октябрь» была опубликована его рецензия на рассказ Платонова «Усомнившийся Макар».

«В рассказе этом издевка над всем и ирония, одинаково скептическая по отношению к самым различным явлениям, свидетельствуют отнюдь не о глубине мировоззрения автора и пролетарской установке его сатиры… В чем же «усомнился» наш Макар? Он усомнился в главном и основном для борющегося пролетариата, и усомнился в этом Макар именно тогда, когда пролетариат в нашей стране вступил в последний и решительный бой с российским капитализмом, окончательно выбивая у него почву под ногами, ломая и переделывая его питательную среду… Рассказ Платонова – идеологическое отражение сопротивляющейся мелкобуржуазной стихии».

В своём обличительном пафосе Авербах по-своему был прав – раз партия дала установку на создание идейно выдержанных произведений, её необходимо выполнять. В правильности решений партии недопустимо сомневаться, а сомневающимся нет места среди признанных писателей. Этому принципу успешно следовали многие охранители литературного процесса.

Но в 1931 году случилась неприятность. По вине главного редактора в журнале «Красная новь» был напечатан рассказ Платонова «Впрок», поведавший читателям о бедственном положении в деревне. Сталин был возмущён таким «головотяпством» редакции журнала, опубликовавшей «рассказ агента наших врагов». Ответственный за «прокол» редактор «Красной нови» Канатчиков пытался оправдаться, каялся, решив загладить страшную вину своим доносом – будто бы по редакциям путешествует ещё один рассказ Платонова, который тоже по недосмотру могут напечатать. Покаяние не помогло – в журнале срочно сменили руководство, тогда-то и появился там Ермилов.

В борьбу с «классовым врагом» включился и один из лидеров РАПП Александр Фадеев, человек идейно подкованный, абсолютно убеждённый в своей правоте – даром, что в гражданскую войну был комиссаром полка на Дальнем Востоке. В статье, напечатанной всё в той же «Красной нови», он подверг жесточайшей критике Платонова:

«Всякий, знающий классовую борьбу в нашей деревне и участвовавший в ней, знает этот тип хитрого, пронырливого классового врага, знает, как часто пытается кулак надеть маску "душевного" бедняка, заботящегося за народ, "за всеобщую действительность". Подобного типа кулацкие агенты стремятся использовать и художественную литературу. Одним из кулацких агентов указанного типа является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов в маске "душевного бедняка", простоватого, беззлобного, юродивого, безобидного "усомнившегося Макара"».

Что было делать Андрею Платоновичу в этой ситуации? Предчувствую трагический конец, он попытался оправдаться, не знаю, то ли искренне, то ли надеясь, что своим письмом удастся ввести в заблуждение вождя:

«В журнале "Красная новь" напечатана моя повесть "Впрок"… Получилась действительно губительная работа, ибо ее только и можно истолковать во вред колхозному движению… Я увидел, что товарищи из РАППа – правы, что я заблудился и погибаю… Вся моя забота – в уменьшении вреда от моей прошлой литературной деятельности. Над этим я работаю с осени прошлого года, но теперь я должен удесятерить усилия, ибо единственный выход находится в такой работе, которая искупила бы вред от "Впрока"… Этим письмом я не надеюсь уменьшить гнусность "Впрока", но я хочу, чтобы вам было ясно, как смотрит на это дело виновник его – автор, и что он предпринимает для ликвидации своих ошибок».

Что характерно, в этом письме Платонов не заверяет вождя в своей личной преданности, не обещает написать то, что нужно Сталину и Политбюро – он всего лишь обещает работать над исправлением ошибок. Скорее всего, Платонов полагал, что всё же удастся наступить на горло собственной песне и написать что-то такое, что понравилось бы Сталину. Однако писать нечто угодливое, явно на заказ – это не всякому по силам. Не получилось ни у Платонова, ни у Булгакова.

Бенедикт Сарнов в своём четырёхтомнике «Сталин и писатели» выражает удивление, как так могло случиться, что «погибли в сталинских лагерях Мандельштам, Бабель, Пильняк, Артем Веселый», а вот Платонов почему-то уцелел:

«Ни о ком из них Сталин не говорил с такой бешеной злобой, как о Платонове. Бабеля не любил и своего неприязненного отношения к нему не скрывал… О Пильняке отозвался еще резче… Но ни того, ни другого «агентом наших врагов», как Платонова, он все-таки не назвал. И вот, всех их он уничтожил, а Платонова почему-то не тронул».