Писатели & любовники

Оскар встречает меня после вечерней смены в пятницу. У них ночует его мама, и поэтому он может улизнуть из дома, когда я освобожусь. Мама испекла морковный пирог, и он приносит с собой здоровенный кусок. Едим его пополам, шагая по Масс. – ав. Вкуснотища. После этого он скатывает пакет в комок, сует в карман, берет меня за руку. Рука у него пухлая и теплая.

– Мама очень нервничает из-за всего этого. Считает, что ты разобьешь мне сердце. – Смеется, будто мысль эта нелепа, и целует меня. Пока мы целуемся, я улыбаюсь, думаю, как расскажу Мюриэл, что мы оба оказались кислые на вкус – из-за лимонной глазури, и он ощущает мою улыбку и улыбается еще шире.

Целовать Оскара мне нравится. Он прерывает поцелуй всяким, что приходит ему в голову, – у него была студентка с двенадцатью пальцами на руках, Джеспер сильно укусил его за ляжку, пока Джон играл в детский бейсбол. С ним нет этого ощущения, какое возникает с некоторыми мужиками, – что они рвутся вперед к одному-единственному месту и им интересно, насколько быстро смогут там оказаться без хлопот и долгих разговоров.

Пьем пиво в “Погребе”, он провожает меня к моему велосипеду у “Ириса”, где сам оставил машину. Прижимает меня к пассажирской двери, держит руками за бедра.

– Во какие, – говорит. – Самые что ни есть детородные бедра.

Смеюсь. Вообще-то я довольно узкобедрая. Часто задумывалась, как там можно пропихнуть целого ребенка.

Долго целуемся, и я чувствую, как он устраивается вдоль углубления между моим детородным бедром и тазовой костью. Очень ладно.

– М-м-м, – произносит он. – Уютно.

Назавтра за обедом рассказываю Гарри об этом свидании.

– Небеси, – говорит он. – Вот так оно, значит, у писателей? Слово “уютно” – и ты уже без ума от любви?

– Я не без ума от любви.

– Мужчине за сорок, у него двое чертовых детей.

Позднее, когда начинается запарка и я лихорадочно пополняю коробку с чаем для шестерки библиотекарей, он говорит:

– Двинь детородными, душенька, мне нож для стейка нужен.

А когда все заканчивается, он говорит мне, что в вестибюле меня ждет красавчик.

– Видишь? Прелестный, правда же?

– Наверное, это у тебя комплекс папочки.

– Он выглядит гораздо моложе сорока пяти. И пошел нахер. Никакой это не комплекс папочки.

Прошу его проверить, не застряли ли у меня между зубов маковые зернышки, и отправляюсь к двери.

Это не Оскар. Это Сайлэс. От его вида меня встряхивает. Выглядит моложе, стройнее. На нем черная кожаная куртка, старая, с глубокими складками и облезлыми молниями на карманах.

– Прости, что вытаскиваю тебя с работы. Просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

– Все хорошо. – Машу на свои столики за дверью: – Почти все счета выданы. Сам как? Как твоя поездка? – Пытаюсь вычислить, сколько прошло времени с тех пор, как он вернулся. Где-то недели две. Оставил мне пару сообщений, а затем сдался. Хватит с меня таких вот парней, вкл-выкл, то он есть, то нет его. Я свой урок усвоила.

– Хорошо. Хорошо. – На стойке дежурного администратора стопка визитных карточек, и он теребит их пальцем. Ффхт. Ффхт. Вскидывает взгляд. – Прости, что я сорвал нам свидание. Просто хотел сказать тебе это лично. Понимаю, почему ты сердишься или… – Фхт.

Дверь у Маркуса открыта, и я знаю – тот прислушивается к каждому слову.

– Ты не обязан объясняться.

– Я хочу, – говорит он громче, чем собирался. – Извини. Просто. В прошлом году на меня то и дело находило это ощущение, такая горячка, что ли, понимаешь? Мне нужно было двигаться. И на этот раз у меня возникла возможность по правде уехать, и я чувствовал, что надо хвататься за нее, хотя я вправду хотел с тобой на свидание. По правде. Очень. Просто хотел вот это объяснить. Думал, свидание с тобой выйдет лучше, если я выгоню из себя это ощущение.

– Понятно. Мне правда понятно. Спасибо, что сказал. – Пытаюсь сказать так, чтоб получилось как отрезать, что это конец и возможность того свидания упущена. Пытаюсь уйти в обеденный зал, но тело не слушается. – Нашлись там какие-нибудь проблески возвышенного? – слышу я свой голос.

– Один-другой. – Улыбается.

Я и забыла, что у него зуб сколот.

Черт.

– Возвышенное тебя рано или поздно настигает.

Кивает. Мои столики уже, наверное, все положили кредитки. Он вскоре спустится по лестнице на улицу, и от этого в животе у меня делается пусто, хотя живот у меня набит маковым пирогом Элен.

– Так что скажешь? – спрашивает он.

– Может, нам стоит сходить в музей.

– Суббота?

Фабиана выходит и заявляет права на свою стойку. Сайлэс выпускает из рук стопку карточек.

– Суббота годится. Но я в три работаю.

– Заберу тебя в десять тридцать.

По лестнице спускается, как мальчишка – быстро, в одно движение, единым шумным грохотом. Дверь внизу захлопывается.

Возвращаюсь в зал, и мои столики на меня злобно пялятся. В глаза не смотрю, устремляюсь к официантской станции.

– Умоляю, скажи мне, что ты этого не упустила, – говорит Гарри.

– Не упустила.

– Ах ты вертихвостка в замаранном фартуке, – говорит он и вручает мне два чека по кредиткам, которые пробил за меня.