Писатели & любовники

Первым вручаю колоду Джесперу, Джону от этого неймется, а Джесперу неловко. Он привык, что тропу прокладывает Джон, идет в неведомое там, впереди. Первые несколько раз я беру его руки в свои и мы проделываем это вместе, а затем устраняюсь. Пальцев у него едва хватает на длину колоды, карты разъезжаются ножницами, мостик ломается.

– Не могу.

– Попробуй еще раз.

Пробует.

– Не могу.

– Можешь. Еще раз.

С пятой попытки получается. Щелк, вжик.

– Папа, смотри. Смотри!

Подходит Оскар, встает у края ковра.

Через несколько попыток у Джеспера опять получается. И еще раз.

– Ух ты, Джес. Ну ты даешь, – говорит Оскар. – Вот бы меня кто научил в пять лет такому. Мне бы сейчас не было девяносто три.

Улыбаюсь, но взгляд не поднимаю. У меня всего несколько минут, чтобы обучить Джона.

Он не дает мне делать это вместе с ним, но через несколько попыток схватывает сам. Они передают друг другу колоду, упражняются, усваивают, ручонки с каждым разом все увереннее. Джону удается особенно крутой мост, тарахтит вниз с прекрасным “шаш-ш-ш-ш-ш-ш-ш”.

Смотрят друг на друга.

– Как круто, – говорит Джеспер.

– Это очень, очень круто, – говорит Джон.

– Ладно. А тавола[4], – говорит Оскар.

– В “фараона” после ужина? – говорю я.

– После ужина читать и спать, – говорит Оскар. Показывает на стул, где мне полагается сидеть, напротив него и рядом с Джеспером. – Пять кусков огурца на каждую куриную палочку, – говорит он сыновьям.

Мы передаем друг другу тарелки с едой. Куриные палочки золотисты и жирны. Макать огурцы можно в два соуса на выбор – в фермерский и итальянский. Все очень вкусно. Вытягиваю из мальчишек истории: про тот день, когда Джон сел не в свой школьный автобус, про то, как Джеспер однажды прилег поспать и проспал до завтра, про вечер, когда они захлопнули дверь за нянечкой и оставили ее на улице.

– Расскажи историю про медсестру Эллен, пап, – говорит Джеспер.

– Это история на ночь, а не за ужином.

– Расскажи! – говорит Джон.

– Расскажи! – говорит Джеспер. – Кладет руку мне на запястье. – Это очень смешно.

Оскар не хочет рассказывать эту историю. Глядит в тарелку и качает головой, но мальчишки настаивают, он смотрит на Джона и спрашивает:

– Ты правда хочешь?

Джон кивает.

– Когда их мама, моя жена Соня, лежала в больнице, там были хорошие медсестры и плохие медсестры.

– Там были счастливые медсестры и грустные медсестры, – говорит Джон.

– Там были толстые медсестры и худые медсестры, – говорит Джеспер.

– И была медсестра Эллен.

– Медсестра Эллен была злая.

– Она была жестокая.

– Она была сердитая.

– Она всех ненавидела.

– Но больше всех она ненавидела детей, – говорит Оскар.

– Детям нельзя по утрам!

– Детям нельзя после обеда!

– Их приходилось протаскивать тайком. На каталках, в корзинах с бельем, в мешках от пылесоса и под колпаками на подносах с едой.

– Папа приходил один, и мама кричала: “Ты не привел ребят!”

– И тут мы выскакиваем!

– Когда слышали, что идет медсестра Эллен, мы прятались у мамы под одеялом.

– Надо было тихо-тихо.

– “Я чую детей!” – гремела она.

– И папа говорил: “Нет никаких детей сегодня”.

– Мы пытались завоевать ее сердце, – говорит Оскар.

– Мама говорила: “Она любит машины”.

– И папа купил ей книгу про автомобильные гонки.

– Мама говорила: “Она любит космос”.

– И Джон подарил ей свою космонавтку из “лего”.

– Мама говорила: “Она любит зверей”.

– И Джеспер отдал ей свою собачку с выдвижными ушами.

– Но ее ничего не удволетворяло.

– Удовлетворяло.

– Удовлетворяло.

– Ни цветы.

– Ни шоколадки.

– Ни “слинки”, ни “бинки”, ни “твинки”.

– Но тут…

– Но тут в один прекрасный день папа принес маме мороженое.

– Мятное мороженое.

– Но в тот день мама очень разболелась.

– Слишком разболелась, есть не могла.

– Показала на медсестру Эллен.

– И папа отдал мороженое ей.

– И медсестра Эллен разулыбалась от уха до уха.

– Как никогда ни до, ни после.

Тут они умолкают хором, и возникает ужасная тишь, которую я не желаю нарушить, но знаю, что придется, – дают язычнику слово после своей литургии.

– Это прекрасная история.

– Она честная. Так все и было, – говорит Джон.

Рука Джеспера все еще у меня на запястье, держит крепко.

– Тарелки в мойку, – говорит Оскар.

Джон встает, забирает две тарелки. Джеспер отпускает меня и берет две другие. Между нами остаются стаканы с водой. Оскар кладет подбородок на ладонь. Вскидывает на меня брови.

– И это сокращенная версия.

– Как же мне жаль.

Кивает. Взгляд рассеян.

Джон и Джеспер воюют за пульверизатор у мойки. Оскар замечает это и говорит:

– Наверх. Оба наверх.

Мальчики оставляют пульверизатор и направляются к лестнице.

– Скажите “спокойной ночи” Кейси.

Говорят мне “спокойной ночи”, и их хочется обнять, но остаюсь на своем месте.

– Крепких снов.

На полдороге наверх Джон говорит:

– Спасибо, что научили нас тасовать.

– Топайте дальше, – говорит Оскар, и они преодолевают остаток лестницы. Смотрят с балкончика, и я машу им, они машут в ответ, Оскар произносит: – Лицо и зубы, – и мальчишек уж нет.

Уношу стаканы в мойку.

– Ну ты даешь, – говорит он.

Несу четыре стакана в одной руке, а плошку из-под огурцов, блюдо от куриных ножек и соусницу – в другой.

– Профессионалка.