Писатели США о литературе. Том 2

О. В самой первой главе Стинго рассказывает, как он запускал воздушные шарики из окна здания «Макгроу Хилл».

В. Я где-то читала, что речь идет о бумажных самолетиках.

О. Может быть, не помню, иногда все так путается. . Я долго колебался, не будут ли такие эпизоды выпадать из общего стиля книги* но потом решил дать их, как и рассказ о Лесли. Он вполне соответствует образу Стинго, тому впечатлению, которое он производит с самого начала, а оно Смешное, правда? В некоторых местах юмор преобладает. Но в общем, меня это не особенно волнует, я уверен, что эпизод с Лесли — самостоятельный кусок в книге.

В. Вы как-то говорили мне, что между двумя женщинами есть сходство. Например, Лесли — правда, она еврейка—говорит, как Софи. Хотя сама Софи часто выражается очень неприлично, ведь она так привыкла. В книге вы явно не раз сравниваете эти два типа женщин.

О. Стинго-то, можно сказать, совсем невинен. У него по-настоящему не было женщины. В то время это было обычное явление, двадцатилетние, а то и постарше, вовсе и не жили. Он витает в воображаемом мире, где Софи, и Лесли, от которой он ничего не добьется, и умершая Мария Хант; она делается героиней его романа. Бедняга Стинго прямо-таки жертва, пленник подавленных желаний, потому что не встретил пока женщину. Он живет только фантастическими мечтами о трех девушках; Софи, Лесли и Мария Хант то и дело возникают в его воображении.

В. Вы относитесь к Стинго с сочувствием. В «Портрете художника в юности» Джойс высмеивает рассказчика. Будет ли в вашем романе сатира?

О. Пожалуй, без элемента сатиры эпизод с Лесли не «работал» бы вообще, а он в каком-то отношении «работает». Я не хотел, чтобы Стинго получился каким-то необыкновенным. Могу добавить, что его образ полностью вымышлен, соткан из множества впечатлений. Но в общем, то же самое случилось бы и с вами, если бы вы были молодым мужчиной и именно в то время.

В. Много писали и спорили о том, являетесь ли вы южным писателем. Стинго — определенно южанин, хотя вы себя .южным писателем не считаете. Может быть, вы просто хотите рассказать через Стинго свою собственную биографию?

О. Я пытаюсь, быть честным, когда говорю о своей биографии и своем отношении к Югу—каким бы оно ни было. Думаю, что в этом смысле я не сильно исказил истину. Я вырос на Юге и, следовательно, считаю себя южанином. Но еще в молодости я по собственному желанию переехал на Север и с тех пор живу здесь. Южанин-то южанин, но до известного предела. Я ассимилированный северянин с южными корнями, только и всего.

В. Было ли на Юге нечто такое, что заставило вас уехать оттуда? В интервью «Пэрис ревью» вы говорили, что вас тянет обратно, что вы часто мечтаете вернуться домой, на Юг, обосноваться там, купить арахисовую ферму.

О. В романе это тоже есть. Тоже есть арахисовая ферма.

В. Вы вспомнили об интервью, когда писали этот кусок, или в нем просто выразилось ваше главное ощущение?

О. Нет, но я помню, что, когда мне было за двадцать, меня обуревали двойственные чувства. После четырех или пяти лет жизни на Севере у меня появилось желание, не могу выразить, насколько сильное, уехать обратно на Юг. И идея возвращения символически воплотилась в мысль приобрести там маленькую арахйсовую ферму.

В. И почему же вы ее не купили?

О. Появились другие дела. Я женился, не знал, как лучше устроиться. Помню, после, в 1947 году, я почти год прожил в Дареме и никак не мог решить, где же обосноваться. Думаю, в этом проявилось мое двойственное отношение к Северу и Югу. Потом, в 1948—1949 годах, я снова поехал на Север.

В. Почему именно журнал «Эсквайр» опубликовал большинство ваших работ?

О. Мне нравится «Эсквайр». Во-первых, там мало ограничений: в «Нью-Иоркере» никогда не пройдет неприличное слово, а в «Эсквайре» таких проблем нет. Потом у него хорошая, широкая аудитория...

В. В 1963 году в рецензии на книгу Танненбаума «Раб и гражданин» вы сравнивали рабство и концентрационные лагеря. Потом, в 1965 году, вы напечатали в журнале «Хэндл» большую статью, где размышляете о природе зла и где снова упомянули о лагерях. Высказываясь относительно «Ната» в 1967—1968 годах, вы опять-таки говорили о лагерях. Значит, уже тогда у вас появилась мысль написать о них?