Ночью мы лежали в яме с Вальдером, и не знали, что нам делать.
– Старая морда не даст нам уйти! Сука! – сказал Вальдер. – Почему нам не везёт?!
– Что ты ему принёс?
– Ром, конечно. А что ему нужно было принести? Палермского вина?
– Какой ром?
– Само собой – моряцкий. Какой я смог найти на «Юном голландце», тот и принёс, брат.
– Тебя так долго не было. Я думал, что ты сгонял на Горее за губернаторским.
– Ты с ума сошёл! Капитан никогда бы не стал мотаться по заливу впустую. Даже ради тебя, брат. Я долго упрашивал его дать мне людей, чтобы мы разнесли эту негритянскую «малину» и продали всех негров англичанам. Но дядя не пожелал рисковать своими долбаными морячками. Они ему, видите ли, дороги. Оторвал от сердца лишь двоих.
Африканский старичок, дикарь, а почувствовал-таки разницу между моряцким ромом и губернаторским. Как это можно объяснить?
– А где Чудила? Сбежал?
– Нет, что ты. Безухий негр оказался вернее, чем я думал. Верный негр – самый дорогой негр, брат. Чудила был со мной до последнего.
– До последнего чего?
– До последнего негритянского вздоха. Белая обезьяна прикончила бедного Чудилу по пути сюда – откусила ему руки и ноги. Мне даже жаль его. Кстати, похоже на то, что белая обезьяна не охотится на белых людей, а питается только неграми. Видимо, негры вкуснее, как ни странно.
– Что мы будем делать?
– Бежать, конечно. Иначе эта сморщенная задница прикончит нас. Завтра осмотримся и придумаем план.
– Хорошо.
– А знаешь, я и вправду хотел оставить тебя тогда в охотничьей яме.
Я посмотрел Вальдеру в глаза, а он лишь улыбнулся.
– Да, брат. Не удивляйся, а лучше спроси почему.
– Почему?
– Я знаю, что ты встречался со Скайлер.
Мне было нечего сказать своему доброму другу.
– Если нам удастся выбраться отсюда, я, пожалуй, вызову тебя на дуэль. Ты славный малый, но мне обидно, брат.
– Откуда ты узнал?
– Служанка Скайлер рассказала моим негритянкам, а те нашептали мне.
Вот так раскрываются страшные тайны. Языки у людей длинные, и, зачастую, их необдуманное использование приводит к дурным последствиям, скажу я вам.
Если бы голландец вызвал меня на дуэль, он убил бы Сэндлера, как пить выдать.
Возможно, он вернулся за мной для того, чтобы потом рассчитаться. А может, и нет. Я не знаю этого наверняка, да и не узнаю, пожалуй, уже никогда.
Наступило завтра, но плана побега мы придумать не успели.
Нас вытащили из ямы и повели за деревню. Там была выкопана ещё одна яма, а в ней лежала огромная змея, и это был питон.
Вероятно, банту держали питонов, чтобы питаться их яйцами, как другие народности держат кур. А может, и нет.
Мне связали руки, но Вальдеру вязать руки не стали – применили грубую негритянскую силу и раздели донага, а потом столкнули в яму к питону.
– Джонсон, что они творят? Грязные негры! Вытащи меня, брат!
Я тоже начал кричать и рваться к яме, но у меня были связаны руки и двое негров меня держали. Вождь смотрел на нас с радостью, и даже улыбался своей беззубой, но зловещей улыбкой.
Змея, видно, была голодной – она подползла к Вальдеру и приняла его в свои смертельные объятия. Вальдер задыхался, но я не мог ему помочь. Крик голландца ослабел, а потом и вовсе перешел в хрип.
Вальдер посмотрел мне в глаза, и у меня навернулись слёзы – я был в отчаянии от своего бессилия.
– Белая обезьяна не охотится на белых…, – прохрипел мой друг.
Последнее слово я не расслышал, но это было слово «людей» – я уверен.
Вальдер не улыбался, а потерял своё сознание. Питон отпустил хватку и начал заглатывать голландца – сначала в пасти чудовища исчезла его голова, потом плечи, а потом я отвернулся.
Но вождь сам подскочил ко мне и повернул мою голову, чтобы я продолжил наслаждаться его чудесным представлением. Тогда я закрыл свои глаза, но они сами открылись – наверное, это Сэндлер их открыл.
Через полчаса ноги Вальдера исчезли в пасти, а змея стала толстой и неповоротливой.
Воистину, бывает, ты ешь питона, а бывает, питон ест тебя – таков закон, скажу я вам.
Банту улюлюкали и танцевали. Появился разрисованный всеми цветами шаман и начал выстукивать чёткий ритм в свой чудесный бубен.
Думаю, развлечения у людей одни и те же – что у европейцев, что у африканцев, что у папуасов где-нибудь в Океании – они тоже не прочь кого-нибудь умертвить для своего сиюминутного удовольствия.
Так я потерял друга, и это тяготит меня до сих пор.
Я вспоминаю Вальдера и чувствую, что виноват перед ним – я не смог спасти его в тот день. Он был хорошим другом, хоть и собирался убить меня на дуэли.
Вождь что-то мне сказал, но я не понял его, да и не слушал, пожалуй.
Мне развязали руки и спихнули в яму.
Я тут же уснул, потому что тяжёлые переживания меня утомили, как вы, наверное, понимаете.
Когда я проснулся и вспомнил о вчерашнем ужасе, меня стошнило. Нужно было бежать – медлить было нельзя, иначе мерзкий старикашка скормил бы меня питону, как Вальдера.
Весь день я пытался выдумать план своего побега от банту, а вечером меня, наконец, осенило.