К повисшему человеку присоединились другие добрые горожане – они повалили виконта на землю и стали прыгать на нём, как на батуте. При этом, они продолжали смеяться, и даже умудрялись танцевать. Хоть я и ненавидел виконта всей своей душой, но в тот день я ему посочувствовал.
Какая-то женщина подняла руку, которая держала оторванное от виконта ухо. Толпу это, конечно, возбудило, и Уизли стали рвать на куски. Индейцы, хоть и привыкли к кровавым ритуалам, но в тот день они недоумевали – сильное недоумение читалось на их прекрасных лицах.
Я жалею о том, что Уизли принял смерть не от моей руки и в честном поединке, и не с улыбкой на лице. Но каждому – свой конец. Может, такую смерть он и заслуживал? Кто знает…
Священник спел какую-то молитву, но его никто не слышал, да и не слушал, пожалуй.
Хворост подожгли и огонь разгорался с мучительной неспешностью. Несчастные «ведьмы» кричали и умоляли их пощадить, но толпа смеялась, дети передразнивали орущих от боли и ужаса женщин, а пламя пожирало-таки своих жертв.
Я не буду описывать как лопаются животы беременных, которых сжигают заживо, потому что не хочу – даже мне такие воспоминания могут испортить настроение. Скажу лишь, что «ведьм» в человеческой истории сжигали чаще, чем вы, возможно, думаете.
В тот день я убежал-таки с той злополучной площади и два дня не мог прийти в себя.
Получалось, что если бы я не влез в ход событий со своим долбаным порошком, Скайлер бы не сгорела в костре, а отделалась бы лёгким испугом и королевским помилованием, и родила бы виконту наследника.
А я смог бы сам разделаться с Уизли, как того сам желал. Но кто же знал, что случится так, как случилось? Такие дела.
Но муки совести и чувство вины какое-то время не давали мне покоя.
Я успокаивал себя и думал, что я не мог тогда поступить иначе. Или всё-таки мог?
Как я потом узнал, тем чудесным средством, которым я спровоцировал помутнение английского разума и сжигание «ведьм», была обычная спорынья, какая паразитирует на злаках. И эпидемия «танцевальной чумы» не раз накрывала целые города. Но это всё – весёлые пустяки!
К тамагочи я уже не вернулся. Вероятнее всего, мне не простили бы нелепую потерю Питера и сняли бы с Сэндлера скальп, а то и всю кожу разом – этого я допустить не мог, как вы, наверное, понимаете.
Я посчитал это излишним и решил пробираться к голландцам. А потом и в Европу, потому что время поджимало – до открытия дырки оставалось не более нескольких лет.
А до Нового Амстердама было около ста миль на юг.
Я смыл свой индейский макияж и отправился в путь.
В дороге мне пригодились охотничьи навыки, которые я получил в гостях у тамагочи, поэтому пропитанием я себя обеспечивал сам. Потом я прибился к голландскому обозу, который направлялся туда же, куда и я, и через пару-тройку дней въехал в город.
Новый Амстердам был более крупным поселением, нежели английская деревня.
Первым делом я пришел к губернаторскому дому, заявил, что я голландский подданный, которого пленили англичане, и потребовал встречи с главным чиновником.
Я сказал охранникам, что имею ценные сведения, которые могут заинтересовать их начальника, и мне назначили аудиенцию на вечер.
Я дождался вечера и явился на приём к голландскому губернатору.
Генерал-губернатор Стейвесант оказался высоким, приятным и умным человеком, но одну его ногу заменял протез.
Когда я узнал его имя, то сразу вспомнил тамагочи и их вождя Даана, которого мог обнимать один лишь Стейвесант. Союз тамагочи с голландцами был самым надёжным союзом, как его ни покрути.
– Как Ваше имя? – спросил меня генерал-губернатор.
– Вальдер, геер Стейвесант.
– Уж не тот ли Вальдер, что поставлял нам шикарных негров с Горее?
– Тот самый.
– Ооо! Но почему Вы здесь и в таком виде? Вы плохо выглядите, геер Вальдер.
– Я знаю, господин генерал-губернатор. Но англичане…
– Эти собаки не дают нам покоя! На прошлой неделе увели у нас сотню негров. Я чувствую, что нам придётся скрестить с негодяями шпаги.
– Вы, наверное, не знаете, но они захватили Горее и готовятся к войне.
– Суки! Я так и думал! Одной войны им мало! Но что с ван Гульдом, моим другом? Жив ли он? Я слышал, его дочь была похищена англичанами здесь, в Америке.
– Он жив. Но уже вряд ли сможет быть полезным Голландской республике. Его дочь погибла – англичане сожгли её на костре, потому что она голландка!
– И они ещё называют индейцев дикарями! Долбаные плебеи!
Стейвесант задумался и закурил свою чёрную трубку. Он предложил закурить и мне, но я отказался.
Тогда он предложил мне рома, и мой Kewpie, конечно, не устоял перед искушением.
– «Африканский Гульден»! Его прислал мне старина ван Гульд. Честно говоря, я предпочитаю вино, но лучше этого рома нет за земле!
Я согласился, потому что это была чистая правда.
Стейвесант налил мне рома.
– Но что Вы собираетесь делать, дорогой Вальдер?
– Я хочу вернуться в Нидерланды.
– А что с Африкой? Вы полагаете…
– Я твёрдо знаю, что в случае войны с Англией, а она неизбежна, я буду полезным Родине в Европе.
– Похвально. Ну что ж, я могу помочь Вам и отправить в Европу ближайшим рейсом.