Пиште нужен велосипед

Чуточку потруднее было влезть на помост, но я взобрался с той стороны, где Кати спереди прикрывала будка.

Крался я медленно, тихо, совсем незаметно. Не чихнул и не охнул, не то что тогда, когда — помните? — подбирался к тому негодяю, что украл у Лали транзистор. Вот и будка, и дверь со щелью, а Кати меня не видит. Я просунул прут в щель и как нажму на нижнюю кнопку! А карусель стоит не двигается. Тогда я нажал на верхнюю. Карусель тронулась и медленно-медленно закружилась.

Угу, сейчас будет визг… Но Кати не взвизгнула, не закричала — вот молодчина! — только схватилась покрепче за цепи и оглянулась…

— Это ты, Пишта?.. Зачем ты её пустил? — закричала она, но ни капли не струсила. Аги бы, конечно, визжала.

— Кати, привяжись к сиденью, а то упадёшь, — сказал я, хотя мы с ней и не разговариваем.

Она привязалась. Карусель кружилась всё быстрее, быстрее, а я стоял возле будки и пялился во все глаза.

Двадцать четыре креслица были пустые, и только в одном, двадцать пятом, развевалось, полыхало на солнышке красное платье и мелькало в воздухе, как в воде золотая рыбка. Ух, красотища!

— Я уже накаталась, Пишта! Спасибо! Больше не надо! Останови!.. — закричала Кати.

— Проще простого! — крикнул я в ответ и просунул прут в щель. И для большей важности скомандовал: — Раз, два, три!

Я сказал «три», но карусель не остановилась. Она и не думала останавливаться, считай я даже до тысячи. Что там такое? Может, стоп-кнопка в другом месте? А может, нижняя кнопка туже, чем верхняя, и я слишком слабо её прижал? Кружится карусель, а я не знаю, как остановить. Опять нажимаю верхнюю кнопку, а карусель, проклятая, кружится, и, по-моему, ещё быстрее. Колесо вертелось как бешеное.

— Пишта! Останови! Ты не можешь? Ай! Ай! Зачем ты пустил!.. — всхлипывая, кричала Кати. Теперь-то она, конечно, струсила.

Я ошалело давил то на верхнюю, то на нижнюю кнопку, пот лил с меня градом, а колесо вертелось. Что делать?! Ухватиться за креслице и тянуть изо всех сил назад. Я подпрыгнул, зацепился, а меня как подбросит! Я сразу же отпустил и загремел вниз. Здорово ушибся, даже искры из глаз посыпались. Но хорошо, что вовремя отпустил, а то бы повис и кружился бы на руках вместе с Кати.

А Кати совсем растерялась, заплакала, и я тоже совсем растерялся…

Что делать? Куда бежать? В город за карусельщиком? Но где я его найду? На завод за электромонтёром? А как же Кати? Кати умрёт от страха…

Может, взломать дверь будки? Но чем? Чем?.. Перочинным ножиком?

И тут высоко на столбе, с которого провода протянуты в будку, я увидел большой выключатель.

Я — на столб. Так быстро я никогда ещё в жизни не лазил. Все мои ноги утыкали занозы, от содранной кожи саднило коленки, но я даже не поморщился. Вот выключатель. Я его повернул, и карусель закружилась медленней, медленней и наконец — стоп! — остановилась. Наверно, это был главный переключатель.

Кати соскочила и даже улыбнулась. А потом говорит:

— Покажи, как ты её пустил, Пишта!

Мы подошли к двери будки, и я показал ей две кнопки и прут. Кати заглянула в щель и прочла под стрелой слова: «Опасно для жизни». Глаза у неё, наверно, зорче, чем у меня.

— Знаешь, Пишта, — сказала она, — ведь это не шутка.

А я только рукой махнул. Подумаешь, важность! Рисковать жизнью для меня дело привычное.

Кати хотела идти домой, а я в магазин — посмотреть, стоит ли ещё велосипед, который я уже присмотрел. Пошли мы с ней вместе, идём, разговариваем — в общем, помирились. Придётся теперь здороваться, а Аги будет дразниться. Дурища у меня сестра… Но посмотрим, что она запоёт, когда увидит в газете снимки. Заткнётся, наверно. Не посмеет издеваться над фоторепортёром.

Жалко, что мне нельзя, как Лали Дока, перескочить через класс. А то бы я был теперь в шестом и учился бы в одном классе с Кати.

Посмотрел я на Кати, а у неё какой-то странный взгляд и как-то она на меня поглядывает — стесняется, наверно, что я пятиклассник.

Но потом я узнал, что совсем не поэтому.

Скажите, пожалуйста, у вас так бывает? Выпадает в жизни такой денёк, когда за что ни возьмёшься, всё удаётся. И вдруг какая-то мелочишка всё испортит, и хочется тогда всех убить.

Так было со мной в тот день.

А ведь сначала всё шло как по-писаному, просто лучше не надо.

1. Здорово покатал на карусели Кати, а то, что карусель не сразу остановилась, конечно, не в счёт.

2. Пришёл в магазин, а там велосипед «Прогресс», тот самый, серебристый, который я считал уже наполовину своим.

3. Шёл я, задумавшись, из магазина и налетел на папиного директора. А он был с газетой. Только он собрался меня отчитать, чтобы под ногами не путался, но увидел, что это я, сразу заулыбался и говорит: «Здравствуйте, товарищ фоторепортёр!» А потом показал газету, а там мои снимки и подпись: «Фото Иштвана Хиди-мл.»

Ура! Ура! Я тут же купил газету и помчался домой.

Вбегаю во двор, газетой размахиваю, а на веранде Аги.

— Аги, знаешь, чья ты сестра? Фоторепортёра. Посмотри-ка, вот здесь написано: «Фото Иштвана Хиди-мл.»! — закричал я.

А она губы сморщила и говорит: