Письма

Увы, увы, сладчайший мой отче! Вот причина, по которой подчиненные погрязли все в нечистоте и несправедливости. Увы, я говорю это со слезами:[3] сколь опасен сей упомянутый мною червь! Он не только приносит смерть пастырю, но и на всех остальных навлекает недуг и смерть. Почему человек продолжает использовать столько мази? Потому что от нее нет никакого вреда; ведь мазь, коей смазывают больных, не доставляет им ни малейшего неудовольствия и никаких неприятностей; все делается по их воле: они хотели мази — и получили. О, человеческое ничтожество! Слеп больной, не ведающий о нужде своей; и слеп пастырь, он же врачеватель, что заботится и печется лишь об удовольствии своем и о собственной пользе, а чтобы не лишиться их, не прибегает ни к ножу справедливости, ни к огню пылающей любви. С ними бывает по словам Христа: если один слепой ведет другого, то оба падают в яму[4]. Так и больной и лекарь попадают в ад. Такой пастырь — самый настоящий наемник, ибо он не то что не старается спасти своих овечек от волка, но сам их пожирает! А причина в том, что он любит себя вне Бога и потому не следует за Христом, истинным пастырем, давшим жизнь Своим овечкам[5]. Итак, такая извращенная любовь весьма опасна и для себя, и для других, и надлежит бежать ее, ибо каждому поколению людей она приносит много зла. Благодаря милосердию Божию, я надеюсь, почтенный отец мой, Вы угасите ее в себе и не будете ради себя любить ни себя, ни ближнего, ни Бога; но будете любить Его потому, что Он — высшая и вечная Милость и достоин любви; и будете любить себя и ближнего во славу и честь сладостного имени Иисусова. Итак, я хочу, чтобы Вы были тем истинным и добрым пастырем, который, даже имей он сотню тысяч жизней, все их готов был бы отдать ради славы Божией и ради спасения созданий Божиих. О отче мой, сладчайший Христос на земле, следуйте примеру доброго Григория;[6] и тогда это станет возможным для Вас, как было возможно для него, ибо он был из той же плоти, что и Вы, и Бог сейчас тот же, что и тогда. Не хватает нам лишь добродетели и жажды спасения душ, но есть средство помочь этому, отче: мы должны отогнать от себя и от каждого создания, не пребывающего в Боге, упомянутую выше любовь. Не обращайте внимания более ни на друзей, ни на родных, ни на мирские нужды, но только на добродетель и на возрастание духовное, ибо мирского недостает только тогда, когда человек оставляет попечение о духовном.

Так будем же стремиться к жажде, которую испытывали святые и истинные пастыри прошлого, и постараемся угасить в себе огонь этот, то есть огонь себялюбия! Будем поступать, как они, гасившие огонь огнем; ибо таков был огонь драгоценной и пылкой любви, горевший в их сердцах и душах, что они испытывали голод и начали пробовать и вкушать души. О, сладостный и преславный огонь, обладающий такою добродетелью, что способен угасить всякий другой огонь и всякое беспорядочное наслаждение, и удовольствие, и любовь к себе самому! Он действует как капля воды, которая сразу же испаряется в печи. И если кто-нибудь спросит меня, как наши предшественники обрели этот сладостный огонь и жажду (ведь сами по себе мы — бесплодные деревья), я скажу, что они привились к плодоносящему древу святейшего и сладчайшего Креста, на котором нашли закланного Агнца, пылающего таким огнем любви и жажды нашего спасения, что, похоже, его нельзя насытить. Агнец вопиет о своей жажде, как будто говоря: мое стремление к вашему спасению, и жажда, и желание его пересиливает пережитое мною страдание. О, сладчайший и благой Иисусе! Да устыдятся понтифики, и пастыри, и всякая тварь неведения нашего, и гордыни, и сластолюбия, глядя на великодушие, доброту и неизреченную любовь нашего Создателя! Он явил нам Себя в человеческом облике древом, исполненным сладких и нежных плодов, чтобы мы, дички, смогли привиться к Нему. Так поступал и возлюбленный Григорий, и другие добрые пастыри, то есть, понимая, что без добродетелей нет у них жизни в Слове, древе нашем, они привились к Нему, прилепились и привязались узами любви. Ибо глаз услаждается тем, что видит, если перед ним вещь красивая и благая. Итак, они узрели это, а, узрев, так приникли, что уже себя не помнили, но всё видели и ощущали в Боге. И ни ветер, ни град, ни бесы, ни люди не могли помешать им приносить добрые плоды, ибо они привились к сердцевине древа нашего — Иисуса. Следовательно, они приносили плоды из сердцевины сладостной любви, с которой соединились. Другого пути нет.