Письма 1886-1917

Сулер. Я имею сведения о нем от доктора. Сулер может еще быть работником, но при условии долгого и систематического лечения, до конца. Если он приедет сейчас — через неделю или месяц он никуда не будет годиться. Повторится старое в гораздо худшей форме, и тогда наступит полная и непоправимая инвалидность. Вопрос жизни и смерти. Поэтому я взял на себя, на свою ответственность, и написал ему, что он не смеет возвращаться до тех пор, пока не получит на это соответствующее разрешение. Пока, до января, на Сулера рассчитывать нельзя.

С_т_а_р_ы_й_ _р_е_п_е_р_т_у_а_р.

Относительно старого репертуара не могу изменить своего прежнего укоренившегося мнения. Вводить Кудрявцева с пяти, шести репетиций — значит еще больше расшатывать пьесу. Надо заказать Кудрявцеву показаться в сценах Яши ²¹ в студии. То же велеть сделать и другим — Готовцеву, Чехову. Пока же Александров, даже еще более постаревший, полезнее в ансамбле, чем Кудрявцев — молодой. Идея Кудрявцева мне нравится, но боюсь, что он тяжел, фарсоват, грубоват для Чехова. (Вот Кривой Зоб — это уже наверное Кудрявцев.)

«На дне». Я очень жалею Филиппову и готов ей всячески помочь. Но у нас есть свои Настеньки. Сколько хотите — и в студии и в труппе. Такие неожиданные, необъяснимые и немотивированные исключения производят на всех, и старых и молодых, удручающее впечатление. С одной стороны, мы твердим и Кореневой, и Гзовской, и Лилиной, и другим, что они — характерные. И вдруг попадается в кои-то веки такая роль — но… берут новую актрису. Может быть, она нужна в труппе, как Сухачева, Крыжановская, Тарасова? или, подобно тому как за неимением мужчин взяли Асланова и Шахалова, Филиппову берут на освобождающееся место? Нет. Она определенно не нужна, хотя данные хорошие, за исключением истерии. Встаньте в положение Гзовской, Кореневой, Сухачевой, и Вы признаете, что это будет ошибка. У нас труппы нет, она неполна. Теперь надо брать с большой осторожностью и разбором (за исключением истинных талантов). Кроме того, роль уже отдана; значит, вопрос идет об отнимании.

Очень бы хорошо, если б в «Федоре» и «Горе от ума» при репетициях вводили и наших массалитинцев.

«Синяя птица». Или ничего не делать, или делать очень много. Немедленно призвать Совет студийцев и поручить им в возможно скором времени показать пьесу в студии. (По секрету скажу, что я бы нанял двух лилипутов: одну, которая играет у Солодовникова в «Мадам Батерфляй», а другого подыскал). Если узнают, что в центре пьесы новые исполнители, да еще дети, — «Синяя птица» сделается сезонной пьесой. Пока же пусть репетируют.

Боюсь говорить о распределении, не имея ни списка в руках, ни всех соображений сезона театра и студии. Если же скажу наобум, будут говорить, что я же сам назначил то или иное распределение.

Хорошо бы вернуть Леонидова в Скалозуба, и хорошо бы Леонидова попробовать в Репетилове, а Лужский идеален в Гориче. Гейрот не может Репетилова? ²².

497*. К. К. Алексеевой

Август 1916

Москва

Дорогая моя Кирюля,

спасибо за твои письма. Они получены среди суматохи приезда и первых дней предстоящего долгого и тяжелого сезона. В Москве, после Кавказа, очень зябнется. Холодно, сыро, неприветливо. Я очень мерзну и уже простудился, заполучив солидный ларингит. Температура небольшая. Сижу дома, завидую тебе. Трудно прожить год без моря. Сезон предстоит неприятный потому, что опять придется пробавляться старьем. Одних забрали, другие сами пристроились на железных дорогах, [в] организациях и проч. С 6 ч. утра до 7 вечера они заняты и могут поспевать только к спектаклю. Когда же репетировать? Опять большая тяжесть сезона падет на нас, стариков. Но мы не жалуемся, так как время военное. Боимся только, что начнут брать и стариков, как, например, Москвина, Качалова. Ходят такие слухи. Но что же делать! Военные дела как будто бы идут недурно, но война продлится еще год и даже полтора. Опять, далеко в душе, начинаю волноваться за Игоря. Он до 8 сентября у Стаховича. Приехал было в Москву, собирался ехать в Евпаторию, а Дженечка Стахович уговорила его пожить с ней, и он, как говорит, с радостью согласился. Мама завтра утром приезжает в Москву. Бабушка, кажется, 7 сентября выезжает из Ессентуков. О Сулере плохие вести. Мало поправляется. Ольга Владимировна суетится. От брата в больнице, где она дежурит, в синематограф, а оттуда на репетицию. У Володи Гзовского оторвало его же собственной разорвавшейся пушкой локоть левой руки. Сейчас ему лучше, но начиналось гнилокровие.

У нас работают усиленно (но половина — с дублерами) десять пьес: «Село Степанчиково», «Роза и Крест», Рабиндраната — «Король темного покоя», «Маринка» Волькенштейна, «Флорентийская трагедия», «Двенадцатая ночь» (в студии), «Дочь Иорио» (тоже), «Росмерсхольм» (тоже), «Зеленое кольцо» (Вторая студия), «Жар-птица» (тоже), «Том Сойер» (тоже) ¹ и т. д.

Нежно обнимаю. Скучаю без тебя.