Письма

Бедная, мало Вам еще всей этой к,апели: и со стрех, и с крыш, и об крышу... и плетней и косого дождя... Но откуда же взять Вам и другого Кеню? - вот еще вопрос. Я вышел в отставку {1}, но и это - не веселее. Покуда есть кое-какая литературная работишка {2}, но с января придется серьезно задуматься над добыванием денег. То, что издали казалось идеальней, когда подойдешь поближе, кажет теперь престрашные рожи. Ну, да не пропадем, авось... Гораздо более заботят меня ослабевшие и все продолжающие слабеть глаза... Опять и грустная и скучная... материя, Ниночка. Видно, я так и не выцарапаюсь из этих скучностей и грустностей сегодня. В недобрый час, видно, взял я сегодня и перо. Чем бы мне хоть похвастаться перед Вами, что ли. Ах, стойте. Я попал на императорскую сцену... шутите Вы с нами. Вчера ставили в моем переводе "Ифигению" Еврипида {3}. Я должен был быть на генеральной репетиции, но увы! по обыкновению моему уклоняться от всякого удовольствия, предпочел проваляться в постели. А все-таки поспектакльное что-то мне будет идти, пожалуй и сотняшку наколочу. Ну, милая, дайте ручку.

Через реченьку,

Через быструю

Подай рученьку,

Подай другую...

Простите, милая. И любите хоть немножко не меня теперь... Фу! а меня в прошлом!

Н. П. БЕГИЧЕВОЙ

Iсh grоllе niсht... {*}

{* Я не сержусь (нем.).}

(есть ли тут ирония?)

Я все простил. Простить достало сил

Ты больше не моя, но я простил:

Он для других, алмазный этот свет,

В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне:

Там ночь росла в сердечной глубине,

А жадный змей все к сердцу припадал...

Ты мучишься: я знаю... я видал {1}.

Это не Гейне, милая Нина, это - только я. Но это также и Гейне. Обратите внимание на размер, а также на то, что "Ich grolle nicht" начинает первую и заканчивает вторую строку, отчего в первой получилась двойная рифма, причем на тот же гласный звук.

К пению, я думаю, подойдет. "Лопающегося сердца" и "грызущего змея" я избежал {2}, и счастлив. Да и у Гейне это не символы, а эмблемы. Я посвящаю эти 8 строк той, чьи люблю четыре первых серебряных ноты... Они нитью пробираются по черному бархату. Бархат их нежит, но он душит их... А они хотят на волю... Бедные, они хотят на волю... Зачем? Зачем?

И. А.

Я все простил. Простить достало сил;

Ты не пойдешь со мной, - но я простил...

С твоей груди алмазный льется свет,

Но ни луча в унылом сердце нет.

Не возражай. Я был с тобой во сне:

Там ночь росла в сердечной глубине,

А жадный змей все к сердцу припадал...

Ты мучишься: я знаю... я видал {3}.

В. И. ИВАНОВУ

17. Х 1909

Дорогой Вячеслав Ив.

Я только что получил Ваше превосходное стихотворение, которое я и воспринимаю во всей цельности его сложного и покоряющего лиризма. Заглушаю в душе лирическое желание ответить - именно потому, что боюсь нарушить гармонию Вашей концепции и красоту мысли - такой яркой и глубинно-ласкающей, что было бы стыдно полемизировать против ее личного коррелята и еще стыднее говорить о себе в терминах, мистически связанных с "Тем - безглагольным, безответным" {1}. Когда-нибудь в капризной беглости звука, то влажно "?" сшибаясь, то ропотно разбегаясь связанные и не знающие друг друга, мы еще продолжим возникшее между нами недоразумение {2}. Только не в узкости личной полемики, оправданий и объяснений, а в свободной дифференциации, в посменном расцвечении волнующей нас обоих Мысли. О чем нам спорить? Будто мы пришли из разных миров? Будто в нас не одна душа - беглая гостья; душа, случайно нас озарившая, не наша, но Единая и Вечная и тем безнадежней любимая?

Ваш И. А.

М. А. ВОЛОШИНУ

4. XI 1909

Многоуважаемый Максимилиан Александрович,

У меня возврат инфлуэнцы, и потому я должен, как лежащий в постели, прибегнуть к состраданию посторонних рук {1}.

Не могу Вам сказать, как я огорчен невозможностью присутствовать сегодня при обсуждении Вашего "Венка" {2}.

Благодарю Вас за Ваши любезные хлопоты о "Кипарисовом ларце" {3}. Так как я раз уже предлагал Грифу свою книгу, то, мне кажется, было бы целесообразнее предложить ее вторично лишь в крайнем случае, т. е. если бы Соколов не захотел сделать первого шага. И потому Вы бы меня очень обязали, написав ему еще раз, чтобы шаг был сделан с его стороны {4}.

Если же он затруднится это сделать, то я сделаю это, конечно, сам; напишу, что слышал от Вас, что Гриф непрочь издать мою книгу.

Не оставьте меня, пожалуйста, вестью о дальнейшем. Искренне Вам преданный

И. Анненский.

С. К. МАКОВСКОМУ

12. XI 1909

Дорогой Сергей Константинович,

Я был, конечно, очень огорчен тем, что мои стихи не пойдут в "Аполлоне". Из Вашего письма я понял, что на это были серьезные причины. Жаль только, что Вы хотите видеть в моем желании, чтобы стихи были напечатаны именно во 2 э, - каприз. Не отказываюсь и от этого мотива моих действий и желаний вообще. Но в данном случае были разные Другие причины, и мне очень, очень досадно, что печатание расстроилось. Ну, да не будем об этом говорить и постараемся не думать {1}.