Читаем Письма полностью

Учитывая недостаток места, ты, конечно же, не имел возможности подробнее раскрыть [8] свою «установку» — терпимость к злоупотреблению. Но полагаю, что ты ее обдумал — как практическую линию поведения в современном мире. Ты говоришь о системе двух браков не так, как если бы она подсказывалась только соображениями целесообразности, но как если бы она имела некое отношение к христианской добродетели милосердия. И все же думаю, что отстаивать ее можно только с позиций целесообразности; так хирург, который, зная, что для здоровья пациента необходима операция, не оперирует, потому что не может (пациент и вздорные советчики пациента ему упрямо не позволяют), или операцию даже не предлагает, ведь Противооперационная Лига настолько могущественна и криклива, что хирург боится взбучки. Христианин из твоей работы, как мы уже убедились, придерживается мнения, что все люди, практикующие «развод» — в том виде, в каком он сегодня юридически узаконен, разумеется, — дурно обращаются с человеческой машиной (какими бы философскими теориями они себя ни оправдывали), — точно так же, как пьяницы (наверняка и у них тоже есть своя философская теория). Своим поведением они причиняют вред себе, другим людям и обществу. А дурное поведение (если с точки зрения универсальных принципов оно и впрямь дурно) неизменно усугубляется: оно никогда не остается на стадии «не очень-то хорошо», «посредственно» — оно либо исправляется либо переходит в никудышное, скверное, омерзительное. Особенно же это справедливо в отношении секса — как ты сам наглядно продемонстрировал своим сравнением между стриптизом и блюдом с ветчиной [9]. Ты также даешь понять, что и сам подозреваешь: сегодняшний отказ от умалчивания в том, что касается темы секса, положения не улучшил, но ухудшил. Как бы то ни было, любому ясно, что невероятное распространение и упрощение «разводов» в наши дни, со времен (скажем) общества Троллопа, обществу немало повредило. Это скользкий путь — и ведет он прямиком к Рено [10] и дальше: собственно говоря, к полному промискуитету, с минимальными юридическими ограничениями; ибо теперь парочка может благополучно развестись, поразвлечься с новыми партнерами, а затем «пожениться повторно». В нынешней ситуации, — она искусственно создается и уже создана, — обыкновенных, чуждых философии и религии людей закон не только не удерживает от непостоянства; напротив, к непостоянству они поощряемы и законом, и общественной традицией. Надо ли добавлять, что таким образом создается ситуация, в которой невыносимо трудно воспитать христианское юношество в духе христианской этики касательно секса (которая гипотетически справедлива для всех и которая неизбежно будет утрачена, — сохранение ее зависит как раз от христианского юношества).

Так на каких же основаниях ты расходишься с теми христианами, что последовательно противятся всем попыткам облегчить процедуру развода и распространить ее шире? (Я соглашусь лишь в одном. Я не считаю распространение положений закона на все классы (вне зависимости от денег и статуса) популяризацией разводов — это скорее справедливость: если, конечно, истинная справедливость может быть заключена во зле. Думаю, в битве столь отчаянной (где решается вопрос столь фундаментальный и жизненно важный) можно оправдать даже противодействие «удешевлению» разводов: отчего бы не спасти бедняков через их бедность? Однако я признаю, что, как политику целесообразности, враг всегда может ее гнусно извратить.)

Хотелось бы мне знать, на каком таком фундаменте ты основываешь свою систему «двух браков»! Я так понимаю (начитавшись Хаксли и прочих) , что с биологическо-социологической точки зрения моногамия для людского сообщества, по всей видимости, весьма благотворна. На этом уровне постоянство и строго соблюдаемая верность, на первый взгляд, жизненно необходимыми не покажутся. Все, чего требует «общественный распорядитель», — это вроде бы лишь сравнительно высокая степень сексуального воздержания. Но бывало ли то когда-либо, и возможно ли такое вне «санкций» или обязывающего церковного таинства, что облекает брачный контракт в «благоговение»? Не похоже на то. Битва, возможно, и безнадежна, однако поневоле подозреваю: правы те, кто в этом конфликте закона и религии сражается против развода. Sentire cum ecclesia: [11] как же часто обнаруживаешь, что вот он — истинный ориентир. Я говорю это с тем большей готовностью, что в этом вопросе я и сам противился догмату по внутреннему ощущению (не делом, ибо связан спасительным послушанием). Но в ту пору я еще пребывал в заблуждении, что христианский брак — это всего лишь такое особенное поведение, принятое в моей «секте или ордене».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии