Письма и документы. 1917–1922

Берн меня очень удовлетворил. Почти не было трений и прений. Французы, считая свое дело в Туре [430] проигранным, были настроены в смысле «ехать так ехать» и не только забыли о 21 пункте и о том, что они «в принципе за III Интернационал», но и готовы были подписать еще более резкое осуждение большевизма. Гримму и Кº, напротив, придало смелости то, что у них (благодаря переходу Цюриха вслед за Нобсом [431] ) было уже обеспеченное большинство и они тоже не сомневались, что коммунисты уйдут. Австрийцы, руководившие всем, хотели добиться некоторых авансов II Интернационалу, но от этого отказались, встретив поддержку лишь англичан (они хотели сверх трех Интернационалов создать какой-то общий совет, куда бы согласились войти представители всех трех организаций). Я восстал против этого, как против искусственной постройки, так как общий «совет» от Шейдемана до Ленина вызвал бы только смех с обеих сторон. Немцы (Ледебур и Розенфельд [432] ) пытались было отстоять свою формулу «диктатура на основе советской системы», но мы без труда эту попытку отбили. […] И Лонге, и Фор [433] всячески и даже с эмфазмом [434] выражали удовольствие, что они находятся в среде подлинных социалистов, в подлинном Интернационале! На вопрос, что они сделают после Тура, Лонге сказал, что они не знают, выйдут ли из партии после ее вступления в III Интернационал, но он может заявить, что они останутся в ней лишь при условии, что им предоставят ту автономию, которою пользовались раньше коммунисты, т. е. право участвовать в нашем объединении. Если откажут, они выходят из партии. Чтобы Зиновьев дал им такое право – не думаю. Особенно тепло встретили меня Нэн… [435] Грабер [436] и О. Бауэр. Адлер был сдержаннее. Вполне на нашей стороне немецкие чехи, по словам их делегата Чермака [437] .

Из России имел всего одно письмо от Фед. Ильича от 6 ноября. В этот день должна была снова решаться его участь. Была надежда, что оставят в Москве. Результат неизвестен. Сообщил, что арестованные по провинциям продолжают сидеть. Снова арестовали Либера (в Саратове) вместе с местными правыми с.– д. Теперь появилась телеграмма о «приговоре» над харьковской конференцией: Кучин и другие (10) в концентрационный лагерь с принудительными работами; Бэр, Борис Малкин, Рубцов, Зорохович [438] (всего 17 чел.) – к высылке из Украины. Похоже на правду.

[…]

Мы приступаем к выпуску первого номера нашего органа (хотим назвать «Социалистический вестник»). К сожалению, из-за праздников нельзя будет выступить раньше начала января.

В Швейцарии я отчаянно простудился и кашляю до невозможности спать. Уже 4 дня не выхожу, ибо на улице мороз и ветер. Привет Над. Ос. Все кланяются. Жму руку.

Ю. Ц.

Письмо С. Д. Щупаку Берлин, 15 декабря 1920 г

.

Дорогой Самуил Давидович!

Я только что отправил Вам письмо, как получил Ваше. Недоразумение у нас потому и получилось, что я до последней минуты не знал, дадут ли мне отсрочку или нет. Узнал окончательно, что не дадут, лишь за 3 часа до отхода последнего поезда и с трудом успел устроить немецкую визу. Условился с Пав [лом] Бор[исовичем Аксельродом], что он пошлет Вам открытку о моем возвращении в Берлин.

На основании напечатанной здесь нелепой телеграммы я вообразил, что конгресс в Туре уже открылся. Подумал, что почему-либо французы перенесли конгресс и что тем самым дело о моем участии ликвидировано. Жду теперь известия от Вас. Надеюсь, что на этот раз мне дадут право быть не только 3 дня в Туре, но и вообще побыть в Париже недели две. Если нет, то не стоит и ехать, «себе дороже стоит», принимая во внимание валюту.

Насчет «авангарда», как я Вам писал, в подлиннике оттенок был другой. Но это не так и важно. Если из всех стран мира в одной только России – не важно, почему – победила революция, во главе которой стоят социалисты, пытающиеся (хотя бы улыранелепо) осуществить социализм, то трудно в международном документе отказать такой стране в звании очага социальной революции. Этим еще ничего не сказано ни о том, хорошо ли политику ведут стоящие у власти социалисты, ни честные ли они люди. Жму руку. Привет Ир. Георг. [Церетели] и Войтин[скому].

Ю. Ц.

Письмо П. Б. Аксельроду, 20 декабря 1920 г

Дорогой Павел Борисович!

Так и предчувствовал, что Вы опять хвораете. Что меня касается, то я уже выхожу, ибо кашель сильно пошел на убыль. Стал опять хорошо спать.