Письма Йони: портрет героя

Многочисленные террористические акты в Израиле все больше убеждают меня в том, что чем раньше я туда вернусь, тем для меня лучше. Мне трудно понять израильтян, которые годами сидят здесь и "мучаются" из-за каждого инцидента. Хорошо еще, что здешние газеты (даже "Нью-Йорк тайме") сообщают не о каждом случае. Да и невозможно сообщать о каждом! По крайней мере, благодаря этому израильские йордим* не заболевают нервным расстройством. Мы обо всем, что происходит, знаем от Тути, которая работает в консульстве, и, конечно, из израильских газет. Мне, во всяком случае, ясно, что я должен вернуться в Израиль. Если Фатах готов воевать, то я – тем более. Уж точно, что как солдат я лучше любого из них и национальное самосознание мое сильнее, чем у них. Если они хотят войны, то у нас нет выбора, как только воевать за свое существование.

Как я понимаю, ты хотел остаться в Израиле и кончить там гимназию. Так как ты мне давно не писал, то твоих нынешних планов я не знаю. Если ты все-таки решил вернуться в Америку и кончить школу здесь, то каникулы между одиннадцатым и двенадцатым классом сможешь провести в Израиле (как сделал Биби). Если ты решил иначе, а я, естественно, могу понять твои соображения, то стоит написать об этом папе и маме, а также мне, чтобы я смог обсудить с ними этот вопрос. Вскоре (3-го июля) буду в Израиле, и мы, наконец, повидаемся.

Дорогой Биби! 15.4. 68

По ошибке ты свое письмо родителям положил в конверт, адресованный мне, а предназначенное мне послал папе и маме. Таким образом они узнали о гибели

твоих двух товарищей. Это ужасно – терять хороших друзей. За всю службу у меня был только один настоящий друг, погибший в период тиронута. Жизнь идет своим чередом. Ничего не меняется. Забываем – и при это.« помним всегда.

Береги себя.

Сняли мне гипс, и на руке виден длинный шрам. Пальцы в порядке, но рука начинает меня беспокоить (впервые). Во-первых, она болит; во-вторых – и именно это меня беспокоит – предплечье и часть кисти полностью утратили чувствительность. Ставлю локоть на стол и ничего не чувствую. Надеюсь, это пройдет.

После долгого перерыва начал вчера снова бегать. Наконец растаял снег и пришла весна. Откровенно говоря, нелегко было наладить дыхание, и десять километров дались мне с некоторым трудом. Рассчитываю за неделю войти в полную форму. Сегодня снова шел сильный дождь, так что о беге не было и речи. Я все еще слабоват после операции, и день-другой отдохнуть не повредит.

Я очень доволен тем, что ты доволен тем, что мы с Тути довольны. Нам действительно хорошо вместе, и хорошо, что первый год мы проводим далеко ото всех,, одни. Становись оптимистом в этом вопросе. Доволен я еще по одной причине. Наконец-то ты получишь некоторую ''уверенность в себе и статус", как ты однажды выразился по поводу Мики, когда на плечах у нее прибавилось "веса". Эти железки возлагают на тебя больше нагрузки, больше ответственности, больше труда – всего больше. Может, на базе №12 это и не так, но у нас и у вас это, несомненно, так. И при том, что теперь ты отвечаешь не только за себя, ты гораздо свободнее, чем прежде. Больше простора для личной инициативы (опять же – не на базе №12). Ты распоряжаешься не только собой, но также и своим взводом.

что гораздо интереснее и важнее. Передай Мики наши поздравления. Ей стоит быть инструктором на базе № 12.

Гарвард по-прежнему чудесен, хоть мне уже не терпится вернуться. Я должен и хочу вернуться. От всего сердца надеюсь, что рука выправится настолько, что я смогу служить в резерве. Это важно, так как это долг каждого хорошего еврея или, по крайней мере, каждого хорошего израильтянина, потому что евреи утрачивают всякую связь с Израилем. В этом трагедия евреев. Вое разговоры о "еврейской солидарности" ничего не стоят. Евреи – такие же люди, как все и, как показывает в своей книге отец, они ассимилируются – частью насильственно, а частью по доброй воле. Пробуждение еврейства накануне войны и после нее – свидетельство того, что мы – все еще нация, а не просто сброд. Но мне кажется, что разразись война через пятьдесят лет,- а не в июне 1967 года, так скоро после Катастрофы и всего, что о ней известно, – еврейский народ не пробудился бы так, как пробудился он прошлым летом. В глубине души они знают, что Израиль – это единственное убежище, куда можно спрятаться. Вот несчастные!

Чем больше я беседую с отцом, тем больше ценю его как мыслящего человека и воспитателя. Он по-настоящему большой человек, и в нем заключены огромные возможности проявить себя в самых разных областях.

С неделю назад послал письмо Идо и с нетерпением жду ответа. Скажи ему, чтобы написал. Нет, пожалуй, не говори. Наверное, он уже написал.

[Родителям] Дорогие мои! 20.4. 68

После того как прошел первый восторг по поводу автографа Рабина*, я решил, что не стоит забирать у вас