После месяцев, проведенных в закрытых помещениях, в походе к Нанга-Парбат я снова чувствую себя свободным. Я чуть было не забыл, что самое главное сокрыто в дикой природе. Она делает нас из функциональных единиц снова людьми. Источником силы является не восхождение как таковое, порой достаточно пройтись по нетронутой земле, и это счастье. Не пойду – пропаду.
После многих лет воздержания – работы депутатом и занятия музеями – я наконец-то снова в Гималаях. Уже не как альпинист, а как исследователь. Я не ученый, но мною движет любопытство. Люди, живущие в Гималаях и Каракоруме, занимают меня теперь больше, чем вершины, на которые сумел подняться.
Я задумываю новый музей в дополнение к имеющимся (Юваль посвящен священным горам, Доломитес – скалам, Ортлес – льду, Фирмиан – отношениям между человеком и горой), его темой станут живущие в горах народы. Поэтому я здесь, а также затем, чтобы присутствовать при торжественном открытии школы в селении Сер, которую помогал строить. Силами Горного фонда Месснера я стараюсь оказывать поддержку беднейшим горцам. Они так часто помогали мне. И я так многому у них научился.
Раздумываю, как можно было бы рассказать об их укладе и быте, собираю их предметы утвари и произведения декоративно-прикладного искусства, делаю зарисовки типов домов и внутреннего устройства жилищ.
Потребуется десятилетие на то, чтобы как следует подготовить место для соприкосновения с культурой горных народов.
Мои путешествия все чаще сводятся к поездкам из Южного Тироля, моей родины, в Гималаи, где я черпаю вдохновение. В проект нужно включить горные народы Африки, Южной Америки и Новой Гвинеи; поездок в Непал, Пакистан и Тибет становится меньше. Как все же мне повезло! Поколениям альпинистов раньше приходилось довольствоваться лишь десятой частью тех возможностей, что есть сейчас. По крайней мере, пока есть. Мне удалось узнать не только Гималаи – горы всей планеты все сильнее и сильнее влияют на мое развитие.
Несколько дней назад стало известно, что найденные на леднике Диамир останки могут принадлежать только моему брату. Это в каком-то смысле облегчение. Его тело, вернее, то, что от него осталось, избавляет меня от сомнений и самообвинений.
Тридцать пять лет подряд несметное количество предсказателей, включая руководителя экспедиции Херлигкоффера, все эти «верные товарищи» 1970 года и доморощенные историки альпинизма излагали свои версии того, что случилось на спуске с Нанга-Парбат и стало причиной гибели Гюнтера. Из-за всего этого обилия даже мои воспоминания об отчаянных попытках выбраться из лабиринта трещин у подножия Диамирской стены размылись и подернулись дымкой.
Ведь я сам был тогда едва живой, пока Гюнтер оставался у подножия горы на леднике и ждал, когда подам знак, что последний участок на спуске проходим. Сейчас я твердо знаю, что память меня не обманула и что брат погиб вследствие схода лавины. Его тело унесло потоком льда и снега более чем на 3,5 км вниз.
Теперь я могу наконец проститься с Гюнтером. Мы с братьями и сестрой договорились, связавшись по спутниковому телефону, что останки кремируют. Таким образом, для всех нас он останется в памяти живым. К сожалению, наших родителей уже нет. Насколько легче им было бы, знай они, что останки найдены.
Лишь когда участник экспедиции «Вокруг Нанга-Парбат» отваживается спросить, как можно было поверить обвинениям, что я якобы оставил брата на Рупальской стене и обрек его на гибель, я переношусь мыслями из прошлого в настоящее.
В итоге не чем иным, как наглостью, оказались слова господина фон Кинлина, который сказал примерно следующее, чтобы развеять все сомнения относительно его теорий: «Мы останемся в дураках, если Месснер отыщет останки брата под Диамирской стеной».
Таким образом, на мероприятии в стенах Немецкого альпийского клуба в Мюнхене, которое, как я и предполагал, задумывалось с целью моей дискредитации, фон Кинлин как бы взял всех присутствующих в заложники: руководство клуба и его членов, своих товарищей по экспедиции на Нанга-Парбат, журналистов. Никто тогда не возразил ему, значит, все присутствующие стали соучастниками.
Такие заявления нельзя оправдать, они демонстрируют, что присутствовавшие на том мероприятии пытались защитить распространяемые ими небылицы. Ведь кто бы согласился тогда, в клубе, добровольно записать себя в дураки под свист и улюлюканье?
Разумеется, обвинение, пожалуй, наихудшее, какое только можно предъявить альпинисту, причинило мне боль. Но вместе с тем стало понятно, как низко могут вести себя люди, ослепленные местью, завистью и властью. Но я сумел справиться с этим. И Немецкий альпийский клуб не смог сломить меня.
Глава V
Эпоха интернета
2010–2020