Письма из Ламбарене

Как только мы отплываем из Фритауна, круменов собирают и каждому дают в руку молоток. Сначала я не обращаю на это никакого внимания. Четверть часа спустя пятьдесят молотков принимаются стучать по железным частям палубы, и лязг этот прекращается только к вечеру. На следующее утро просыпаюсь, разбуженный таким же концертом, и он снова продолжается до темноты. На третий день — то же. Мне становится не по себе, и я спрашиваю старшего офицера, когда же все это кончится. Рассмеявшись, он отвечает, что «судовая капелла» будет продолжать свою музыку до конца пути. Для того чтобы извлечь выгоду из пребывания круменов на борту, — а каждый из них получает по два шиллинга в день, — весь рейс вдоль берегов Африки, когда палит солнце и дождливых дней почти нет, используют для того, чтобы заново покрасить все находящиеся в пределах досягаемости железные части парохода. Для этого прежде надо отбить всю старую краску, а это очень большая и кропотливая работа.

Теперь моему идиллическому плаванию на грузовом пароходе пришел конец. Не знаешь, куда и деться от грохота молотков. К вечеру же ничем не спастись от головной боли. После нескольких мучительных дней я нахожу местечко на палубе возле винта, где несколькими досками и куском старой парусины я укрываюсь от солнца. Здесь еще более или менее сносно.

В понедельник 10 марта около полудня проезжаем мыс Пальмас. Отчетливо видим пальмы на горе, от которых и происходит название этого мыса. К северу от маяка лежит большое судно, которое штормом выбросило на берег и перевернуло так, что киль его обращен к небу.

От мыса Пальмас путь наш лежит уже не к югу, а к востоку — в Гвинейский залив, к странам, которые Нигер обрамляет огромной дугою.

В лодке, которая везет нас на берег по клокочущим водам маленькой гавани Сасандра на Берегу Слоновой Кости, старшина гребцов говорит едущему с нами Ноэлю, на котором короткие штаны:

— Слишком ты еще мал, парень, чтобы ехать в Африку!

— Да, но зато он умен и ловок, — говорю я, чтобы не дать унизить достоинство моего юного спутника.

— Ах вот оно что! — и в голосе моего собеседника звучит одобрение.

Что же касается круменов, то перед ними мне не приходится защищать достоинство Ноэля. По утрам и по вечерам он дает мне уроки английского языка, и они поражаются, видя, что «молодой учит старого».

Как приятно ехать на лодке во время прибоя! Завидя приближение первой его волны, негры равномерно ускоряют взмахи коротких весел, разрезающих воду. Песня гребцов переходит в дикие крики. Все искусство заключается в том, чтобы провести лодку перпендикулярно волне и елико возможно быстрее продвинуть ее вперед. Она идет то вниз, то вверх, еще раз вниз, еще раз вверх, и так раза три, а то и четыре. После этого, если все обошлось благополучно, море выплевывает лодку на берег, и последняя разбивающаяся волна окатывает ее пенистыми брызгами.

Для того чтобы лодку не отнесло снова назад отливом, гребцы спрыгивают в воду и стараются ее удержать. А для того чтобы белый пассажир не был выброшен волною из лодки, множество рук подхватывают его всюду, где только можно его ухватить, и в ту же минуту, если он не успевает выскочить сам, выталкивают его на песок.

Впрочем, не всегда это выглядит так красиво. Подчас и при спокойном море прибой бывает настолько силен, что лодка, даже когда она уже встала перпендикулярно к волне, все же опрокидывается, причем под тяжестью обрушившегося на нее буруна перевертывается — с зада на перед, точно лошадь на скачках с препятствиями. Достаточно небольшого ветра, чтобы приходилось стоять на рейде весь день и не было возможности погрузить ни одной тонны товаров.

В Гран-Лау, равно как и на Берегу Слоновой Кости, из-за сильного прибоя мне пришлось отказаться от поездки на берег.

Иногда случается, что во время прибоя лодку с белым пассажиром опрокидывают нарочно. Когда пострадавшего извлекают потом из воды, он считает своим долгом преподнести гребцам хороший подарок, и те пользуются каждым удобным случаем, чтобы выступить в роли «спасителей». Ведь стоит только направить лодку чуть вкось на последнюю или предпоследнюю волну, и тогда ее неминуемо постигает беда, с которой гребцы уже настолько свыклись, что им она нипочем. Два десятка рук тотчас же подхватывают пассажира и вытаскивают его на берег, где разыгрывается очередная сцена благодарности и подношений. А то, что при этом тонет весь находящийся в лодке груз, гребцов нисколько не смущает.

Нашему капитану за время его рейсов вдоль берегов Африки пришлось уже трижды испытать на себе такое «спасение», и теперь, заходя в гавани в часы прибоя, он предпочитает вовсе не высаживаться на берег.