Письма из Ламбарене

Из одной не очень далеко отстоящей от Ламбарене деревни мне привозят женщину — она тоже в лохмотьях и тоже безнадежно больна. Родных у нее никого нет; поэтому в деревне своей она никому не нужна. Рассказывают, что соседка ее попросила у другой топор, чтобы нарубить ей немножко дров и в сырые ночи несчастная могла хоть немного согреться. «Как! — ответили ей. — Топор для этой старухи? Отвези-ка ее лучше к доктору, и пусть она лежит у него, пока не умрет». Большая опасность заключена в том, что таким путем легко может выработаться привычка свозить сюда стариков и больных, от которых в деревне хотят отделаться. Это ляжет большой тяжестью на мою больницу. Такой больной обременяет меня иногда в течение нескольких месяцев. К тому же от этого неимоверно увеличивается число смертных случаев. А это плохо действует на других больных, тем более что несчастный умирает всякий раз у них на глазах. У меня до сих пор еще нет особого помещения для безнадежных больных.

У моих коллег, туземных колдунов, никогда ни один пациент не умирает. Все безнадежные случаи предусмотрены ими заранее. Они ведут себя, как иные профессора в европейских клиниках, которые не хотят портить своей статистики. Если же у колдуна неожиданно умирает пациент, то, оберегая свою репутацию, он немедленно устанавливает, кто именно так околдовал больного, что тот должен был умереть. Негры уверены, что медицинские познания врача проявляются прежде всего в том, что он может сказать заранее, умрет его больной или нет, и поэтому никогда не обращает свое искусство на того, кто, в его глазах, уже умер. Если же больной, которого он взялся лечить, все же умирает, то это означает, что он просто еще не распознал, неминуемо ли ведет данная болезнь к смерти или ее можно вылечить. Еще во время моего первого пребывания здесь Жозеф настойчиво убеждал меня отправлять обратно всех безнадежных больных, чтобы их смерть у меня в больнице не испортила моей репутации. Сейчас речь снова идет о том же самом.

Трое таких подброшенных нам несчастных умирают один за другим. По этому поводу в больнице поднимается ропот. Одного мужчину с долго не заживающими язвами, на лечение которого я потратил много времени и труда, родные увозят домой. Двое других следуют его примеру. Такое мне приходится переживать уже не впервые; но я твердо стою на своем. Больница моя существует для тех, кто страждет. Если я не в состоянии спасти больного от смерти, то я могу согреть его любовью и этим, может быть, облегчить ему наступление смертного часа. Так пусть же и впредь по ночам мне подбрасывают этих несчастных. Если мне все-таки удастся кого-нибудь из них вылечить, то не надо сейчас задумываться над тем, как я потом его доставлю домой. Весть о том, что он снова способен работать и на что-то годен, к тому времени уже достигнет его деревни, и наступит еще одна ночь, когда потихоньку, втайне от всех, так же как его когда-то привезли сюда, его увезут обратно.

На могиле несчастной старухи, которой было отказано в дровах, чтобы согреться, миссионер Херман проникновенно говорит, что она была брошена своим племенем и нашла прибежище среди чужих, ибо через Христа на землю пришла любовь. Солнце волшебным светом освещает сквозь пальмы могилу этой отверженной, в то время как ученики школы поют заупокойный хорал.

Похороны всякий раз причиняют нам много хлопот. Дело вовсе не в том, чтобы просто дать троим или четверым мужчинам, которые сопровождали сюда больного, в руки кирки и лопаты, обещать им подарки и отправить их рыть могилу. Стоит кому-нибудь умереть, как обычно все трудоспособные мужчины сразу же исчезают; проносится слух, что они якобы уехали на рыбную ловлю или отправились за продуктами. Туземец не хочет иметь никакого дела с посторонним ему покойником. Здесь вступают в силу первобытные еще представления о «нечистоте» мертвых. Если, например, в какой-нибудь семье ожидают ребенка, то ни один из членов этой семьи не вправе прикасаться к покойнику. Иногда случается даже, что, когда родится ребенок, отец и мать его приносят обет, что он никогда в жизни не коснется мертвого. Этому обету он должен быть верен.

Однажды мне удается скрыть от всех случившуюся ночью смерть, и двое молодых людей, чьи язвы мне удалось успешно вылечить, до такой степени ошеломлены моим обращением к ним с просьбой вырыть могилу, что не успевают от меня удрать. Когда я собираюсь дать им кирки и лопаты и обещаю им обоим хорошие подарки, они вдруг со слезами на глазах кидаются мне в ноги и умоляют не принуждать их делать то что им не положено. Я совсем не хочу насильно навязывать им эту работу. В четырнадцатой главе своего Послания к римлянам апостол Павел предупреждает, что следует щадить слабых духом.[59] Это верно еще и для наших дней и также — для Африки.

Католической миссии приходится сталкиваться с теми же трудностями. В больнице у меня умерла одна негритянка-католичка. Я оповещаю об этом патера и спрашиваю его, можно ли будет похоронить ее на католическом кладбище.