Письма из Лондона

Беннетт выпрямился, на его лице застыло чуть удивленное выражение, он пропустил Руби и других женщин вперед и пошел за ними следом в столовую. Во главе стола села Ванесса, в другом конце – Беннетт, а Руби втиснулась между Вай и Качем с длинной стороны стола.

Джесси снова творила чудеса. На первое у них был овощной суп, на второе – тушеный кролик с морковью и молодой картошкой, собранной вчера Ванессой. Беннетт принес бутылку вина, которую, как он сам признался, украл из винного подвала своего дядюшки.

– Гарри сказал мне, чтобы я не стеснялся, поскольку ему врачи все равно запретили пить.

– Прекрасное вино, – сказал Кач. – Жаль, что Джесси никак не уговорить посидеть с нами.

– Когда мы втроем, она садится с нами, а в остальных случаях прячется на кухне, – сказала Ванесса. – Я пыталась, поверьте мне, но ее не переубедить.

За обедом Руби время от времени вставляла словечки в разговоры. В какой-то момент она заметила, что Ванесса не прикасается к пище.

– Твоя мама не заболела? Она почти ничего не ест.

– Мама не ест кроликов, – прошептала ей в ухо Ви. – Она втайне думает, что это кот.

– Это не кот, – прошептала в ответ Руби, но прежде кинула взгляд на кости на тарелке. – Этот зверек выглядит совершенно по-другому. По крайней мере, я думаю…

– Ее никак не убедить. И, поверь мне, мы пытались. Но она сказала, что когда ему отрезают голову, снимают шкурку, то внешне…

– Пожалуйста, Ви, ни слова об этом, иначе я не смогу съесть больше ни кусочка.

Справа от Руби Кач и Беннетт по-дружески спорили о послевоенной реконструкции. Кач, что было совершенно неудивительно для кого угодно, кто знал его больше двух минут, был обеими руками за радикальные перемены во всем. Но мнение Беннетта на этот счет она услышала впервые.

– Я просто не уверен, что общество за тотальные перемены. Не лучше ли сначала разобраться с самым вопиющим неравноправием, а потом размеренным шагом двигаться дальше?

– И когда из этого что-то получалось? – возразил Кач.

– А какую альтернативу ты предлагаешь? Сталинскую модель перемен?

– Если бы ты был членом кабинета, Беннетт, что бы ты посоветовал? – спросила Мэри. – Что, по твоему мнению, должен был бы сделать премьер-министр? Не после войны, а сейчас?

– Я бы посоветовал ему продолжать прежний курс. Ленд-лиз переворачивает ситуацию в нашу пользу. В союзе с Соединенными Штатами…

Кач покачал головой:

– С каких это пор? Что-то я не слышал, чтобы они объявили войну?

– Ты знаешь, о чем я говорю. Американцы – наши союзники во всех важных вопросах. И уж они никак не на одной стороне с державами Оси.

– И ты думаешь, они подключатся, чтобы спасти нас, как в прошлую войну? – спросила Ванесса.

В этот момент в разговор вмешалась Руби:

– Если позволите, я отвечу, как единственная здесь американка?

– Валяй, – сказал Кач.

– Ничего такого бесспорного не случится. Штаты объявят войну Германии, только если мы будем вынуждены это сделать. Если Гитлер нанесет удар по нам напрямую.

– А если он этого не сделает? – спросила Мэри. – Если ничего не изменится?

– Тогда нам придется и дальше держаться, – сказал Беннетт, – и молиться о том, чтобы русские разобрались с Гитлером, как они разобрались с Наполеоном.

– И до этого времени мы должны не замечать недостатков нашего общества? Ты думаешь, мы должны «держаться», используя твою терминологию, а на все остальное закрывать глаза? – возмущенно спросил Кач.

– Нет. Конечно, не должны. Но нам нужно понять, что никакое послевоенное планирование нам не поможет, если мы проиграем войну. Победить в войне – вот единственное, что сейчас имеет значение. – Хотя Беннетт сказал это довольно спокойно, его темные глаза смотрели взволнованно. Он либо очень радовался, либо очень сердился. Возможно, отчасти и то, и другое.

Лицо Кача покраснело, как это с ним происходило, когда ему не удавалось найти убедительный аргумент. Он подтолкнул локтем Вай в надежде, что она поймет намек и переведет разговор на другую тему, но та только сказала «ой» и продолжила есть.

– Спросить у Джесси, есть ли что-нибудь на десерт? – громко спросила Руби.

– Ты под десертом имеешь в виду пудинг?

– Да, Мэри. Прошу прощения. Пудинг.

– Конечно, пудинг будет, – сказала Ванесса. – Джесси сделала свой фирменный на одном яйце. И к нему есть остатки компота из ревеня.

Это отвлекло внимание мужчин, и они стали говорить о ревене. Кач считал, что ревень великолепен, Беннетт же заявил, что ревень отвратителен. С этого момента разговор медленно стал скатываться под гору.

– Они всегда так спорят друг с другом? – спросила Руби у Ви.

– Почти всегда. Кач встает в позицию, а Беннетт атакует, и пошло-поехало. Им обоим это нравится, в особенности Беннетту. В нем говорит барристер. А ты почему спрашиваешь?

– Наверное, потому, что никогда раньше не видела их вместе. Или не видела, чтобы они общались продолжительное время. Я понятия не имела, что они ведут себя, как… хм…

– Тридцатитрехлетние школьники?

– Да. Вроде того.