Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

1. Если, как люди полагают, для государства важно, чтобы ты ревностно служил ему, как ты решил и сделал, и чтобы ты участвовал в величайших действиях, которые направлены на уничтожение остатков войны, то ты, мне кажется, не можешь сделать ничего лучшего, ничего более похвального, ничего более почетного, и я полагаю, что этот твой труд, старательность, отношение к государству следует предпочесть быстроте в достижении претуры. Ведь я не хочу, чтобы ты был в неведении того, какую славу ты снискал; верь мне — непосредственно после Планка, и это по свидетельству самого Планка и, кроме того, по словам и мнению всех[6000].

2. Поэтому, если тебе даже теперь остается затратить какие-то старания, то тебе, я считаю, следует продолжать это, прилагая величайшие старания. Ведь что более почетно или что следует предпочесть почетному? Но если ты считаешь, что ты выполнил долг перед государством, то тебе, полагаю я, следует быстро прибыть к комициям, раз они вскоре состоятся, только бы эта честолюбивая спешка не уменьшила на сколько-нибудь той славы, которую мы снискали. Многие славнейшие мужи, когда они служили государству, не являлись в год соискания. Нам это тем легче, что это не предназначенный тебе год, так что, если бы ты в прошлом был эдилом, то твой год был бы через два года[6001]. Теперь ты, мне кажется, нисколько не пренебрежешь обычным и как бы узаконенным сроком для соискания[6002]. Но я предвижу, что в консульство Планка[6003], даже если твои расчеты обеспечены и без него, все-таки твое соискание будет более блистательным, если только твои действия будут завершены к нашему удовлетворению.

3. Вообще я не считал для себя столь необходимым писать более подробно, раз твое благоразумие и рассудительность столь глубоки. Однако я хотел, чтобы тебе было хорошо известно мое мнение, которое сводится к следующему: я предпочитаю, чтобы ты всё измерял достоинством, а не честолюбием, и усматривал большую пользу в постоянстве славы, а не в быстроте достижения претуры. Это самое я говорил у себя дома, пригласив брата своего Квинта и Цецину[6004] и Кальвисия[6005], глубоко преданных тебе, причем присутствовал твой вольноотпущенник Дардан. По-видимому, все одобряли мои слова. Но лучше всего рассудишь ты.

DCCCLXXIX. Луцию Мунацию Планку, в провинцию Нарбонскую Галлию

[Fam., X, 19]

Рим, приблизительно 27 мая 43 г.

Цицерон Планку.

1. Хотя я и не нуждался в благодарности с твоей стороны, зная, что ты и на деле и в глубине души являешься в высшей степени благодарным, всё же — ведь следует признаться — она была очень приятна мне. Ведь я видел так, словно это — то, что замечается глазом, что я тобой любим. Ты скажешь: «А раньше?»[6006]. Конечно, всегда, но никогда более ясно.

Твое донесение[6007] было необычайно приятно сенату и благодаря содержанию, которое было очень важным и очень обширным и указывало на величайшую храбрость и величайшую рассудительность, и благодаря убедительности мнений и выражений.

2. Но приложи усилия, мой Планк, чтобы окончательно завершить войну. В этом будет вершина и влияния и славы. Все мои желания — на пользу государства; но, клянусь, уже утомленный сохранением его[6008], я стараюсь на пользу отечеству немногим больше, нежели ради твоей славы; величайшую возможность ее, надеюсь, тебе даровали бессмертные боги; заклинаю тебя — приобрети ее. Ведь кто уничтожит Антония, тот завершит эту отвратительнейшую и опаснейшую войну.

DCCCLXXX. Луцию Мунацию Планку, в провинцию Нарбонскую Галлию

[Fam., X, 16]

Рим, приблизительно 27 мая 43 г.

Цицерон Планку.

1. На памяти людей я не видел ничего более славного, ничего более приятного, ничего даже по времени более подходящего, нежели твое донесение[6009], Планк! Ведь оно было вручено при полном составе сената Корнуту[6010], после того как он прочитал весьма холодное и неопределенное донесение Лепида. Тотчас же после него было прочитано твое, не без громких возгласов: ведь оно, будучи чрезвычайно приятно по содержанию и по стремлениям оказать услуги государству, отличалось особенной убедительностью выражений и мнений. Сенат настоятельно потребовал от Корнута немедленного доклада о твоем донесении. Он — что хочет обдумать. В то время как весь сенат резко высказывал ему свое неодобрение, пятеро народных трибунов доложило. Сервилий, будучи спрошен, внес предложение отложить дело: я высказал мнение, с которым согласились все до одного. Каково оно было, узнаешь из постановления сената.