Письма к Израилю Меттеру ["Я рад что мы с Вами дожили до странных времен..."]

Начинающий прозаик Сергей Довлатов появился у меня дома с рукописью, сочиненной лагерным охранником Довлатовым.

Прочитав рассказы, я был ошеломлен не только и не столько необычностью изображенного в них уродства и кошмара человеческого существования, хотя и это ушибло меня изрядно, - я был изумлен литературным мастерством писателя, его зрелым талантом и необычностью авторской позиции.

В рассказах "Зоны” Довлатов наблюдал происходящее глазами лагерного охранника с искалеченной, растерзанной душой, то есть раздвоенным зрением палача и жертвы. Палача, но измученного совестью и наделенного добротой.

Да, да, - добротой!

Эти рассказы не были зародышами грядущей "чернухи", несмотря на изображенное в них мракобесие.

Довлатов глушил, вернее, пытался глушить свою совесть водкой. Испытанный российский способ медленного самоубийства: немало честных людей в те годы заканчивали свою жизнь именно так. И уж во всяком случае калечили себя до полусмерти.

Лагерное существование Сергея в этом и состояло.

Что же касается искусства "чернухи" - Довлатов испытывал к нему стойкую неприязнь. Недаром же в письмах ко мне Сережа так часто обращается к русской литературе XIX века: к Толстому, Достоевскому, Чехову. Довлатов отлично понимал, что гений Чехова заводил его и в самые темные уголки человеческой души и судьбы, но сам-то Антон Павлович мерцал при этом сострадающим добром и оскорбленной чистотой.

В письмах писателя Довлатова есть еще одна "странность". Казалось бы, при его литературной манере он должен быть привержен нынешнему авангардизму, кстати, изрядно мне опостылевшему. Однако ироничное, насмешливое отношение даже к неким вершинам авангардизма сквозит нередко в его замечаниях.

Довлатов - читатель старомодный в самом высоком и чистом смысле этого понятия. И для него одно из главнейших свойств подлинной литературы - не кружевная вязь, за которой пустота, не козырные карты литературных фармазонов, - а стариннейшее представление о содержательности и о чувстве вины за мерзость жизни.

Мои заметки о письмах Сергея безусловно пристрастны: я вижу в них то, что мне хочется увидеть. И уж если так, то вызвано это не стремлением утаить некие пороки Довлатова, или, наоборот, приписать ему неслыханные добродетели.

Письма принадлежат мне. Они стали частицей и моей биографии. И я волен осмысливать их по своему разумению. Возможно даже и сам Сергей воспротивился бы моему толкованию.

Но это уже наше общее с ним посмертное дело.

И. Меттер

I-ое письмо

13 августа 1989 г.

Дорогой Израиль Моисеевич! Р.А. Зернова сообщила мне, что видела Вас в Европе, что Вы молоды, бодры и прекрасны. Она же напомнила мне Ваш адрес. И вот я решил написать Вам, обнять Вас заочно, а главное - поблагодарить Вас от души за то, что Вы были так внимательны ко мне в трудные эмбриональные годы. Вы были одним из тех людей, в общем-то, немногих, благодаря которым я почувствовал себя несколько увереннее, чего я по гроб жизни не забуду ни Вам, ни Виктору Семеновичу Бакинскому, ни покойному Г.С. Гору.

Я рад, что мы с Вами дожили до странных времен, и Вы теперь сможете напечатать свои лучшие вещи. Кое-что мы уже с восхищением прочли.

И еще, тысячекратно я рассказывал знакомым американцам, что был лично знаком с единственным человеком, который открыто выразил свое сочувствие Михаилу Зощенко в чрезвычайно неподходящий для этого момент.

Мы Вас часто вспоминаем. Мои родители живы. Мама читает без конца и смотрит видео-кино. Донат ежедневно обходит продовольственные магазины в поисках неизведанных сортов копченой рыбы. Я однажды сказал ему: "В твоей жизни рыба занимает такое же место, как в жизни Толстого - религия". Он не обиделся.

Моя жена Лена совершенно не меняется, как скорость света. Дочка Катя работает на радио, на какой-то рекламной рок-волне. У нее есть жених, про которого я спросил ее однажды: "Что он за человек?" Катя ответила: "Единственное, что тебе может в нем понравиться - это то, что он не еврей . Наш семилетний сын Коля - типичный американец, а именно - постоянная улыбка на лице и никаких проблем. Что касается меня, то я больной старик с претензиями.

Израиль Моисеевич, если кто-то из Ваших знакомых полетит в Нью-Йорк (не собираетесь ли Вы сами в наши края?), то всучите ему мой телефон - и передайте мне через него любое поручение.

Сердечный привет Вашей жене. Еще раз обнимаю Вас Будьте здоровы.

Любящий и уважающий Вас Сергей Довлатов

II-ое письмо

20 октября 1989 г.

Дорогой Израиль Моисеевич! Очень рад был Вашему письму - спасибо. От души поздравляю Вас с первым 80-летием. Был бы жив товарищ Сталин, Вы бы получили орден Знак Почета или даже звание Героя Соц. труда, а от нынешних вождей ничего, кроме гласности, не дождешься.