ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ

Второй факт: приняв римское католичество, северные тевтоны почти через тысячу лет изменили ему. Лютеранство с его отрицанием церковной иерархии и Священного Предания есть, конечно, грубая измена древней апостольской Церкви. Признав право произвольного толкования Священного Писания и оправдание одной верой, без добрых дел, немцы разрешили себе анархию сект и ересей и навсегда уволили себя от религиозно-обязательной нравственности. Отвергнув папские индульгенции, Лютер в принципе justificatio sola fide дал общую индульгенцию всем лютеранам: зачем быть добродетельными, если крестными страданиями Христа и Его смертью человечество искуплено от всех грехов? Если прибавить к этому отрицание пяти таинств из семи, отрицание пресуществления хлеба и вина, отрицание святых, мощей, икон, обрядов и пр., то, конечно, у лютеранства ничего общего с католичеством не осталось. Но религиозная измена пошла дальше: тюбингенская школа дошла до отрицания божественности Христа, а целый ряд немецких богословов дошли до отрицания Христа даже как исторической личности. По их мнению, Христос – миф, не более. Разве не прав немецкий философ Гартман [100] , доказывающий, что христианство «саморазлагается» в Германии? Он прибавляет к этому, что христианство вытесняется высшей религией – «германством» (Germanenthum).

Третий факт в истории – непрерывная измена немцами государственности. Что такое была средневековая Германия, как не постоянной изменой то одному государственному принципу, то другому? Феодализм германский был как бы двойным подданством; вассал преклонял колено и целовал ногу сюзерену, но очень часто поднимал против него оружие, и это не казалось нарушением права. Имперский принцип в Германии все время боролся с партикуляризмом, и, несмотря на немецкую «Treune», вся династическая и народная история Германии наполнена сплошной изменой. Если набирать фактов из этой области, то их хватило бы на целый том. Выборный германский император очень напоминал выборного польского короля, а немецкая феодальная анархия с «кулачным правом» очень напоминала республиканскую тиранию над народом польских панов. Если же говорить о настоящем отношении немцев к государственности, то не забудьте, что самая многочисленная партия в теперешнем немецком парламенте и в стране – социалисты. Нужно ли добавлять, что социализм мало похож на «верность» государственности и общественности, а больше похож на коренную измену им? Необходимость заставляет социалистов сражаться в армии, но историки увидят, что как Наполеон, осаждаемый двунадесятью языками, повел их на Россию, так, может быть, и Вильгельм, осаждаемый социалистами, повел их на все четыре стороны света, лишь бы не оставлять в Германии. Ведь хваленая германская государственность перед этой войной действительно очутилась накануне саморазгрома.

Перейдем к германской поэзии. Что такое национальная «Илиада» германцев – «Песнь о нибелунгах», как не сплошное предательство и душегубство?

Обманом король бургундский Гунтер женится на Брунгильде, но и обманщик Зигфрид падает жертвой предательства Гагена. Задумав погубить Зигфрида Нидерландского, вассал бургундский Гаген распускает ложный слух о войне с датчанами, идет к жене Зигфрида Кримгильде проститься. Та просит оберегать Зигфрида в сражении. Зигфрид, правда, неуязвим, он когда-то выкупался в крови дракона, но лист дерева упал ему между плеч и туда можно было поразить его. Гаген просит Кримгильду нашить мужу шелковый крестик на уязвимое место, и затем, когда Зигфрид однажды наклонился к источнику, чтобы напиться, взявшийся оберегать его Гаген нанес ему смертельную рану именно в то место, которое было обозначено крестиком. Не правда ли, ловкий, чисто немецкий удар? Хотя Зигфрид воевал именно за бургундов, но Гаген, вассал бургундский, гордился убийством Зигфрида. Почему? Да просто потому, что Зигфрид, видите ли, владел золотом карликов-нибелунгов. Не ради каких-либо высоких целей, а лишь из-за золота, которое хотелось добыть бургундам, и возникла эта полная невероятных злодейств борьба. Что-то не человеческое, а прямо звериное представляет собою массовое избиение бургундов, завлеченных Кримгильдой в засаду во дворце Аттилы. Здесь вместе с кровожадной яростью намешано столько невероятной подлости, сколько, наверное, не найдется ни в одном арийском эпосе. Кримгильда и Гаген, германская женщина и германский мужчина, соперничают в предательстве, жадности и жестокости. Великолепная поэма немецких побоищ из-за чужого добра оканчивается так: Кримгильда велит отрубить голову Гунтеру (своему родному брату, заметьте) и, держа ее за волосы, приносит заключенному в тюрьме Гагену, обещая ему жизнь, если он укажет, где он спрятал клад нибелунгов на дне Рейна. Но Гагену чужое золото дороже жизни. «Никто не знает, – говорит он, – кроме меня и Бога, где спрятано сокровище, и ты, чертовка жадная, никогда его не получишь». Кримгильда собственноручно отрубает Гагену голову, а Гильдебранд за то, что она обманула Дидриха, убивает ее на месте.