Письма к сыну

Помню, в нашей деревне лет двадцать назад работали два колхоза: один колхоз объединял полдеревни, и другой — полдеревни. И председателей тех тоже помню. Среди них были и свои, родные и кровные. Попадались среди них и приезжие. Их присылали к нам прямо из города, и они гордились, что едут на укрепление. А может, делали вид, что гордились. Попробуй разберись в них, если их так часто меняли. Текучка была большая, но пользы не получалось…

Многие из них прибывали к нам без семьи — с одним чемоданчиком, в котором лежали мыло, чистое белье и две-три брошюрки с агросоветами. И обладатель этого сиротского чемоданчика селился где-нибудь у одинокой старушки — в боковой тесной комнатке. И жил от тоже просто и сиротливо, как бобыль какой-нибудь или вдовец… А по ночам он обычно не спал — все писал и писал какие-то тезисы. А по утрам этот председатель собирал в правлении разные планерки, собрания, и на этих собраниях всегда кого-нибудь распекал и отчитывал. А под конец заглядывал в свои тезисы и ставил задачи на неделю вперед и на месяц. Так, в криках и спорах, проходил его день, а под вечер он плелся домой, усталый и выжатый, а на лице стояла гримаска обиды: зачем я приехал? Здесь живут одни старики да лентяи! Так зачем же, зачем?! И семью в эту дыру не потащишь, и сыновей не отдашь в эти классы… Да и какие здесь педагоги в этой, с позволенья сказать… И он придумывал такое слово, такое, от которого сам же и содрогался… Так повторялось и на следующий день, и через неделю, и он страдал, худел и копил злость на кого-то. Правда, иногда облегчала душу бутылка. Но все равно через полгода он уезжал. Но это место сразу же занимал новый страдалец. И опять его посылали на укрепление, и снова круг замыкался. И снова этот новенький чувствовал себя черным лебедем среди белой стаи. Так почему мне так не везет? — вздыхал обреченно приезжий. Ведь там, где-то в городе или в райцентре, он был в славе, в большом почете, а здесь люди не признавали. Но иногда самые умные, самые практичные из приезжих закрывали на это глаза. Будем жить в этой Утятке как в командировке! — решали они. И так они и жили. А потом, конечно же, уезжали. И там, дома, за все эти мучения их часто ждало продвижение по службе или награды. Или на худой конец удивление: смотри ты, целых полгода там выдержал. Молодец!..

Ох, и устал наш колхоз от этих командированных. И у народа пропала вера — чего уж, мол, ждать, если заявляются на житье с одним маленьким чемоданчиком… И вот опять — новенький! Интересно, с чего он начнет?..

А начал приезжий с постройки нового дома. Он заложил его по всем правилам — на сухом и высоком месте. И стены возводил не из бетона и кирпича, а из крепкой сосны. И скоро-скоро поднялись стены и крыша. А рядом сразу появился пригон для коровы и крытый курятник. Загородили и огородик очень аккуратным зеленым штакетником, подняли скворечник. И скоро в ограде уже бегала очень веселая рыжая Варька. Собака чему-то все время радовалась и точно смеялась. «Ну, этот приехал надолго. Раз уж дом строит — значит, надолго…» — пошли по селу разговоры. Но, как говорится, ведь на каждый роток не накинешь платок. Но говорили люди о приезжих все больше хорошее, доброе. В деревне, если полюбят, то уж лет на двадцать вперед, с солидным авансом… Помню: забежала к моей матери в дом соседка. Лицо у нее какое-то особенное, как будто тысячу рублей нашла:

— Ну вот! Повидала его, посмотрела, — а у самой зрачки так и бьются в глазах, играют.

— Кого повидала? — не понимает мать.

— Да председателя нового!.. — И она опять задохнулась, потому что хочет быстрее сказать, а слова запинаются.

— Мы на тракте стояли. В район надо, а автобус ушел! И вдруг легковая подходит, и дверца открылась: «Садись, народ! Места хватит, подвинемся…» Потом мужчина вышел и всех приглашает. А мы мнемся что-то — да нас же, мол, четверо — не войдем. «Вот и хорошо, веселее доедем…» Так мы и познакомились с нашим Архиповым.

— Молодой он? — пытает мать.

— Не говорите! Прямо студент… И голубоглазый, красивый. И всю дорогу расспрашивал да рассказывал. А потом в райцентре развез всех по домам. Сам на совещание опоздал, а нас всех развез… — И опять глаза у нее засверкали — так понравился председатель, поразил своим поведением…

Вот тогда я и услышал о нем впервые. Услышал и почему-то насторожился. Может, слова соседки вывели меня из себя — молодой да красивый, голубоглазый… Ну раз, мол, молодой, значит, резвый, мобильный. И начнет, мол, молодой этот в нашем колхозе все кроить, перекраивать, а если не получится, то помашет ручкой, уедет…

Но вот и пришла моя первая встреча. Он заехал за мной на машине.

— Ну что, тезка, собирайся со мной на луга. Такая весна кругом, а мы отстаем… — Он сказал это весело, запросто, как будто старому другу. И у меня сразу, сразу же потянулась к нему душа.