Читаем Письма к Тебе полностью

Скоротечно бежит время, а я уже пишу о Тебе не больше, чем о проходящих мимо людях, красивом небе, укутанном в закат, или бьющих в сердце событиях, и будто отпускаю в свободное плавание все свои чувства, чтобы они сами нашли выход.

И с каждым днём они всё больше понимают, как им нужно идти, чтобы выбраться наружу, чтобы не биться в пустоту, а искать себе место в окружающем мире: в любой детали природы, в любом звуке, свете или цвете; в людях, которые меня окружают и которых я могу видеть каждый день; в их глубоких или наивных, в их очаровательно полных или пустых глазах; в их таких разных улыбках; в расставаниях, в поцелуях, встречах и ссорах. И я влюбляюсь в этот мир, и вижу в нём новые, ранее невиданные смыслы. Именно так мои чувства находят своё место: они становятся проводниками, искренним связующим между мной и этим необычайным миром. Они, бьющие в груди ключом, становятся прекрасной обыденностью, но благодаря встречам с новыми людьми и их душами они становятся ещё и уникальностью.

Раньше они дикой болью отзывались в груди, причём особенно сильно ночью, когда эмоции, разъярённые нашим глупым поведением, раскрывались только времени, но сейчас они находятся в одном лишь спокойствии. Мы держали под замком свои сокровенные мысли и чувства подальше от людей, но спустя время я поняла, что бесполезно их запирать. И они наконец выбрались наружу и начали растворяться искренностью в окружающих людях.

И вот теперь я замечаю, что мы совершенно уже не такие, какими встретились в пересечении наших жизней. «Мы», какими бы странными ни казались наши отношения, почти иссякли, почти изжили себя. Это, несомненно, грустно. Ведь из Тебя и меня могло сложиться такое прекрасное «мы», которое теперь упущено… Но я сразу же задумываюсь: разве эта мнимая бесконечность не лучше, чем реальная? Она вдохнула в нас больше жизни, она в принципе познакомила нас с ней, она позволила прикоснуться к её руке и научиться не отпускать. Мнимость, вырастившая эту фантазию, которой мы жили, подарила нам намного больше, чем сумела бы реальность.

Сегодня мы в последний раз сыграли друг с другом и с самими собой в «обмани» — и так же, в последний раз, мы столкнулись со своей действительностью: кроемся и не решаемся, расшифровываемся и рвёмся. Но ни разу не признаёмся.

После концерта, посвящённого всем женщинам и девочкам нашей школы, мы разминулись в нескольких этажах и не смогли сказать друг другу «пока» и обняться, чтобы два тела стали одним целым, чтобы два тепла превратились в пожар. Грусть навылет пронзила моё сердце, грусть от того, что я не успела в последний раз перед долгими выходными насладиться Твоим пронзающим, ранящим, убивающим взглядом. Но как же я поторопилась в суждениях. Снова.

Пронзённая грустью насквозь, я спускалась от школы к балке, но не теряла своей вдохновенности: я всё равно рьяно желала изучить каждую черту, каждый штрих, каждую мелочь, встречающуюся на моём пути. И вот я уже подходила к мосту через балку и вдруг заметила Тебя, стоящего на остановке. И Тебя вновь окружали они, Твои друзья, но Ты хотел подойти ко мне — это было написано в Твоём очаровательном и очарованном взгляде… Чтобы обнять, прижать к себе, наконец признаться во всём. Но Ты понимал, что нельзя, что глупо, что не суждено, что всё упущено. И я понимала…

Я шла уверенно, хотя внутри кипели все эмоции, вынуждая сдаться, шла мимо, выпустив один-единственный раз стремительный взгляд Тебе в глаза, и, кажется, улыбнулась… Твоя нерешительность закрывала Тебя, не разрешая действовать без страха и колебаний, но Ты победил её своими мыслями, уверенностью в том, что эти слова принесут удовольствие нам обоим. Правая рука в прощании взмыла вверх, а с губ тихо сорвалось: «Пока… С наступающим…»

Я впала в тишину: всё вокруг меня замерло, кроме Твоих слов, которые эхом раздавались в моей голове. И я поймала себя на мысли, что от этих слов мне было бы тепло в любом случае, даже если бы их адресантом был не Ты. Всё потому, что Ты меня научил принимать и любить этот мир. Но всё равно именно Ты был бы первым, от кого я хотела бы их услышать… Хотя вряд ли так будет всегда.

Будут проходить дни, недели, годы, а мы будем теряться в толпах людей, в безумстве событий, в круговороте новых эмоций. И единственное, чего я хотела бы — чтобы, если нам не суждено сохранить друг друга рядом, то никогда друг о друге и о том, что происходило между нами, не забывать. Давай в конце концов дадим друг другу хотя бы одно обещание? Давай помнить о не случившихся «нас» и о том, ради чего случилась эта жертва.

Мы ведь оба стремились лишь к одному — отрицать. Свои чувства. Себя друг в друге. И теперь то, от чего мы на самом деле не хотели бы отказаться никогда, безвозвратно утекает от нас. Оно словно скользит по льду нашего собственного отрицания. Чтобы исчезнуть. Но оно оставляет после себя тёплый, не гаснущий след. След, который ведёт нас в этот мир, где «нас» не будет никогда, но мы по отдельности будем всегда. Гореть.

Письмо моему ℋ.

<p>ВОСЬМОЕ ПИСЬМО</p>

19 марта 2020 года

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги