У Стеллы не было ни малейшего желания идти к гадалке, но возразить Нэнси она не рискнула, ведь Нэнси согласилась прикрывать ее. Вместе они приблизились к шатру, Нэнси осталась мусолить сигарету, а Стелла, покосившись на линялую вывеску, отогнула край занавеса.
В шатре запахи сена и плесени забивал запах пота, царили полумрак и сырость. Мадам Анушки нигде не было видно; впрочем, едва Стелла собралась выйти на воздух, как гадалка возникла за шторой из траченной молью шали.
– Присядь, дитя мое.
Голос хриплый, выговор – гремучая смесь славянского акцента и кокни. Сама мадам Анушка закутана в шаль и сигаретный дым. А в задней части шатра у нее наверняка прорезано окошечко, чтобы отслеживать клиентов. Веки тяжелые от туши и теней, глаза, остановившись на Стелле, сверкнули, будто мадам Анушка вспомнила нечто очень смешное и очень личное.
На столе появилась эмалированная тарелочка – конечно, для того, чтобы Стелла положила туда денежку. С неохотой она сунула руку в карман, извлекла полкроны. Мельче ничего не было, а требовать сдачи казалось неуместным.
С поразительным проворством мадам Анушка спрятала деньги под лиловую синельную скатерть и занялась приготовлением чая – на спиртовке посвистывал серебряный чайник. Стелла воспрянула духом – с утра в заботах, не присела даже, наделяя чаем других. Она с удовольствием и сама выпьет чашечку. Содержимое оказалось очень темного цвета, пахло дымом.
– Начнем с гадания по руке. У тебя руки честной труженицы, дитя. Дай мне посмотреть.
Вот влипла, думала Стелла. Руки легли на синельную скатерть. Не такие уж они и честные.
Мадам Анушка стиснула ее запястье, перевернула кисть ладонью вверх, склонилась над ней, так что Стелле стали видны отросшие седые корни крашенных хной волос. Гадалка смотрела долго, вертела руку так и эдак, будто и впрямь пыталась читать по линиям. Стелла тем временем рассматривала аспидистру в горшке, уносясь мыслями в свое недалекое, сладкое будущее, отрешившись от праздничного гомона, что легко проникал в тряпичный шатер.
Сейчас она присудит кому-нибудь приз за лучший костюм, потом надо будет выдержать раздачу наград, перемыть посуду… Освободится Стелла к шести, не раньше. На ужин быстренько покромсает салат. Преподобный Стоукс может ворчать, пока не охрипнет. Платье приготовлено, висит на дверце шкафа. Синее, в белый горошек, Стелла надевает его в церковь. Второе по красоте; первое – зеленое, в котором Стелла ходила на Трафальгарскую площадь. Хорошо бы успеть принять ванну перед тем, как…
– Ты замужем.
Стелла подпрыгнула на месте, чуть не выдернув ладонь из цепких пальцев мадам Анушки. Целая секунда понадобилась на то, чтобы сообразить: гадалка не упрекает ее, а констатирует факт.
– Что? А… ну да.
Тоже мне, ясновидящая. Любой бы догадался, ведь Стелла носит обручальное кольцо. Да и Ада, уж наверное, говорила о ней как о жене викария.
– Твой брак дал трещину… Глянь, линия брака прерывается. Ты и твой муж живете врозь.
И таких, как мы, хоть отбавляй, подумала Стелла, война идет, если кто не заметил.
Все это действо изрядно ей надоело. Мадам Анушка длинным грязноватым ногтем вела по ее ладони. Стеллу пробрала брезгливая дрожь.
– Вижу страсть. Сильную страсть. Но ты боишься. Очень боишься. Потому что ты один раз уже обожглась.
Желтый от никотина коготь переместился к подушечке большого пальца.
– У тебя так много за душой. Ты можешь разделить страсть, ответить на любовь. Ты можешь любить сильно, самозабвенно. А теперь пей чай.
Стелла глотнула темного отвара. Похоже, гадалка готовит его не из чайных листьев, а из сигаретного пепла. Хоть бы скорее закончился этот фарс. Надо будет сразу руки вымыть.
Мадам Анушка давила теперь ей на ладонь большим пальцем, словно кухарка, проверяющая, свеж ли стейк.
– Ты не удовлетворена как женщина. Ты жаждешь насытить свою плоть.
Не только слова – сам тон был непристойный. Гадалка будто получала свою долю удовольствия, говоря такое. Чаша терпения Стеллы переполнилась. Впрочем, за миг до того, как она решила вырвать руку из гадалкиных когтей, та сама отпустила ее.
– Ну-ка, что нам скажут чайные листочки?
Ладно хоть эту бурду допивать не требует. С чувством облегчения Стелла наблюдала, как мадам Анушка выплескивает чай прямо на пол, вываливает заварку на блюдце. Первым делом она изучила чаинки, прилипшие к стенкам чашки. Увиденное порадовало мадам Анушку; радость выразилась в поистине вороньем карканье.
– Ну, что я говорила!
Коготь коснулся кучки чаинок возле ободка.
– Видишь? Это устрица! А рядом арфа! И то и другое – любовные символы. Означают романтическое свидание и страсть. Смотри, они расположены в самом верху чашки. Тебя ждет сюрприз. – Гадалка кокетливо подмигнула из-под завесы своих рыжих волос. – Твое вожделение будет утолено уже нынче ночью…
Откуда она знает? Стелла вскочила, покачнулась от внезапного головокружения.
– Спасибо. Все это очень занятно, а сейчас я должна…
Нетвердыми шагами она двинулась к выходу, запуталась в занавеске, желая поскорее вдохнуть свежего воздуха. Нэнси помогла ей снаружи, удивилась, увидев, что Стелле нехорошо.