Письма к жене

Позднее сам факт сочетания французской речи с искренностью чувства кажется ему невозможным. Д. Н. Гончаров влюбился в графиню Чернышёву и написал матери французское письмо с просьбой о сватовстве. Прочитав это письмо, Пушкин «помирал со смеху». Поэт рассказывает жене: «Он (Д. Гончаров. — Я. Л.) как владетельный принц влюбился в графиню Надежду Чернышёву по портрету, услыша, что она девка плотная, чернобровая и румяная. Два раза ездил он в Ярополец в надежде её увидеть, и в самом деле ему удалось застать её в церкви. Вот он и полез на стены. Пишет [он] из Заводов, что он без памяти от la charmante et divine comtesse <прелестной и божественной графини>, что он ночи не спит, et que son charmant image etc. <и что её прелестный образ…> и непременно требует от Натальи Ивановны, чтоб она просватала за него la charmante et divine comtesse; Наталья Ивановна поехала к Кругликовой и выполнила комиссию. Позвали la divine et charmante, которая отказала наотрез» (26 августа 1833 г.).

Чернышёву Пушкин подаёт в нарочито сниженном, простонародном облике «девки плотной, чернобровой и румяной». Простонародная характеристика в сочетании с французскими куртуазными штампами создаёт комический эффект, а повторяющиеся штампы служат выражением несерьёзности чувства.

В письмах самого поэта находим много рассеянных по тексту французских фраз, непринуждённое соединение русского языка с французским. Это — речь образованного русского человека, получившего французское воспитание, но ещё больше — живая речь Пушкина.[578]

5

Письма Пушкина к жене были в доме поэта в момент его смерти. Во время так называемого «посмертного обыска» на квартире Пушкина Жуковский был вынужден просматривать бумаги поэта вместе с начальником штаба корпуса жандармов Л. В. Дубельтом. Наряду с бумагами Пушкина «досмотру» подлежали также и письма друзей, знакомых, родных. Исключение было сделано только для писем жены. А. X. Бенкендорф писал Жуковскому: «Письма вдовы покойного будут немедленно возвращены ей, без подробного оных прочтения, но только с наблюдением о точности её почерка».[579] Иначе обстояло дело с письмами самого поэта. Они хранились не в кабинете, а у самой H. Н. Пушкиной. По этому поводу Жуковскому пришлось давать объяснение Бенкендорфу, так как он обвинял Жуковского в «похищении» «пяти пакетов» бумаг Пушкина. На его наветы Жуковский отвечал: «Эти пять пакетов были просто оригинальные письма Пушкина, писанные им к его жене, которые она сама вызвалась дать мне прочитать; я их привёл в порядок, сшил в тетради и возвратил ей. Пакетов же к счастию не разорвал, и они могут теперь служить убедительными свидетелями всего сказанного мною. Само по себе разумеется, что такие письма, мне вверенные, не могли принадлежать к тем бумагам, кои мне приказано было рассмотреть».[580]

После смерти H. Н. Пушкиной-Ланской в 1864 г. письма Пушкина к ней перешли в руки дочери поэта графини Натальи Александровны Меренберг, жившей в Висбадене. В 1877 г. она поручила И. С. Тургеневу публикацию этих писем с условием, что Тургенев по своему усмотрению исключит места, имеющие слишком интимный, семейный характер или неудобные для печати. С некоторыми пропусками письма были напечатаны в № 1 и 3 «Вестника Европы» за 1878 г.

Французские тексты писем Пушкина к невесте 1830 г. и одно письмо к её матери, Н. И. Гончаровой (всего 14 документов или 13 по нумерации издателей, так как два письма — от 26 ноября и 1 декабря — приняты за одно под № 11), опубликованы в русских переводах.

Публикация сопровождалась предисловием И. С. Тургенева, которое мы считаем необходимым привести полностью.