— Знаете, я все-таки пойду, — пробормотал Бальдр. — Извинюсь перед Нанной. Наверное, вы все-таки правы. Надо позабыть обо всем. Просто мне не хватает терпения. И выдержки. Но я попытаюсь.
Вокруг таверны плыло раннее, туманное осеннее утро в первых желтеющих листьях. Хозяин таверны «Рагнарёк» и его подруга вышли проводить его. Шумно втянув слабый аромат увядающей травы, Фенрир заявил, что нынче должна быть добрая охота. Рататоск погладила Бальдра по плечу, для чего ей пришлось встать на цыпочки, и шепнула, что все образуется. Слейпнир ничего не сказал, просто стоял и терпеливо ждал, а Бальдру мерещился призрачный силуэт огромного жеребца позади него, то появлявшийся, то пропадавший.
— Неужели ты все так и оставишь? — не унималась Рататоск. За минувшее утро белочка уже который раз подкатывалась к мрачному волкодлаку. С упорством, достойным лучшего применения, повторяя одно и то же: у тебя совсем нет сердца, я же вижу, ты им сочувствуешь, они так несчастны, она-же-твоя-сестра, как ты можешь преспокойно сидеть тут и глушить эль!
— А вот могу, — огрызался Фенрир. — Ну подумай сама, что тут изменишь? Явиться к Одину и сказать: извиняйте великодушно, но ваш младший сынок по уши втюрился в мою сестренку и жить без нее не может? Да-да, в ту самую. Которая Хель из подземного мира, полумертвая и безумная. Вы же не станете противиться счастью обожаемого сыночка?
— Между прочим, — Рататоск с ненавистью глянула на огромную миску с тестом, которое, вопреки ее усилиям, никак не желало взбиваться, — на моей памяти Бальдр — единственный, кто разглядел в твоей сестре не зловещее чудовище, а женщину. Когда он говорит о ней или просто произносит ее имя, он сияет. Он влюблен в нее, — голос белочки-оборотня трагически задрожал, а яркие глаза наполнились слезами. — Он единственный в Девяти Мирах, кто по-настоящему полюбил ее!
— Ну и какой прок от этой любви? — деловитый вопрос Фенрира одним махом поверг замечтавшуюся деву с небес на землю.
— Как можно спрашивать, какой прок от любви? — Рататоск в раздражении замахнулась на приятеля измазанной в тесте ложкой. — Любовь — это не бочонок красного ваниарского и не мешок золотых самородков! Любовь покоряет и преодолевает все, любовь заставляет миры свершать свой путь, а ясень Иггдрасиль — тянуться все выше и выше! Любовь творит звездные мосты, поворачивает реки вспять и разрушает узы проклятий!
— Обалдеть, — проворчал оборотень. До чего ж невероятные глупости царят в девичьих головах. И Рататоск туда же. Вроде не малая девчонка, которое столетие бегает по мирам, а ума-разума как нет, так и не было.
— Не смей надо мной насмехаться! — белочка-оборотень угрожающе оскалила выступающие передние резцы. — Да, я верю в это!
— Ага, а я верю в то, что буду жить долго и счастливо, и никогда не умру, — хмыкнул Фенрир. — И что мне не придется убивать Тора. Или не Тора? Не припоминаешь, кого именно мне предсказано загрызть в день Рагнарёка?
— Тебе бы все смехуечки-смехуйки, — досадливо скривилась Рататоск. — Ну что мне с этим делать? — она опасливо потыкала в расползшееся тесто ложкой, словно боясь, что оно оживет и набросится на нее. — Выбросить? Или Глыбе отдать, ему все равно, что сожрать?
Открылась дверь. В полупустой по дневному времени трактир шагнул посетитель, едва успевший наклониться и не встретиться лбом с низкой притолокой.
— Снова здорово, — цыкнул сквозь зубы Фенрир. — То его на аркане не затащишь, то является по два раза на дню. С чем на сей раз пожаловал, ясень тинга бури мечей?
— Насколько я знаю, твое заведение открыто для всех, — Слейпнир прошагал мимо, мельком глянул на многострадальное тесто и плечом отодвинул Рататоск в сторону. Вбил в белесую массу пару яиц, добавил масла, перемешал и жестом подозвал оторопевшую девицу: — Все, можешь ставить в печь.
Рататоск негодующе шмыгнула носом. Стряпая, она умудрилась с ног до головы перемазаться в муке и облиться молоком, а Слейпнир даже кончиков пальцев не запачкал.
— Благодарствую за науку, — проворчала белка-оборотень, тряхнув многочисленными мелкими косичками. Нет, никогда не стать ей толковой хозяйкой, как ни старайся и хоть из шкуры вывернись! Лапы, видно, не тем концом вставлены.
— Ни за что не поверю, что ты явился только затем, чтобы помочь моей девушке испечь пирог, — заявил Фенрир. — Как, вернул беглеца в семью? Чем его встретила безутешная супруга — ударом сковороды или нежным поцелуем?
— Она была весьма сдержана в высказывании своего недовольства, — уклонился от прямого ответа Слейпнир. Помолчал и как бы невзначай добавил: — Странно, что, имея столь очаровательную жену, Бальдр несчастлив.
— Ему нравится Хель, — немедля влезла Рататоск. Слейпнир озадаченно склонил голову набок:
— Хель? Та-самая-Хель?
— Та самая Хель из Нифльхейма, которая имеет несчастье быть нашей общей сестрой, — подтвердил Фенрир. — Забавная ситуация, правда? Парень говорил, они вели переписку. Он переписывался с Хель, можешь себе представить?
— С трудом, — признался Слейпнир. — И что же теперь?
— А ничего, — огрызнулся волкодлак. — Ровным счетом ничего.