"Мне кажется, что я вышел из Бухенвальда и Маутхаузена лишь для того, чтобы испытать это высочайшее открытие... Нужно было либо возродиться в ином способе бытия, либо действительно умереть" -- писал Сатпрем Клари, своей верной подруге из Венгрии, с которой он познакомился в Пондичерри; такой же, как и он, бывшей участнице Сопротивления, с которой они близки до сих пор -- дружба протяжённостью почти в пятьдесят лет. Именно Клари, с которой его объединяет "старый мятежный дух", и Бернару д'Онсие, джентльмену-авантюристу с добрым и благородным сердцем, адресована большая часть этих
Писем Непокорного. Именно их Сатпрем берёт в свидетели пари, которое он заключил со своей жизнью, им открывает своё сердце и им доверяет свою неизменную надежду, свои радости столь же напряжённые, сколь мимолётные; вершины, а также и пропасти своих одиноких исследований на пути к этой terra incognita человека, ведомый лишь маяком этого ненасытного пламени, не позволяющего ему остановиться на полпути: "Моя мечта состоит в том, и я хочу в это верить вопреки всем видимостям, чтобы однажды примирить приключение внешнее и приключение внутреннее, чтобы всё стало одной и той же улыбкой, одной и той же радостью, грандиозным спонтанным всплеском. И чтобы тело, чтобы оно тоже отыскало радость существования. С меня хватит, с меня достаточно этих изломанных, урезанных жизней, где существуешь лишь в крохотной области самого себя, отвергая всё остальное". И Клари, и д'Онсие прекрасно чувствовали ужасающую аутентичность подобного поиска -- даже если не понимали или не всегда в полной мере разделяли то, о чём говорил и куда звал их Сатпрем -- и в любой момент готовы были предложить убежище своей братской привязанности, убежище всегда желанное. Сатпрем, в свою очередь, остаётся абсолютно непоколебим в своей дружбе, отказываясь от того, чтобы она была затронута частыми размолвками или случайными бурями. И во дворце управляющего Пондичерри, и посреди сосен и мимоз в Гималаях, и при свете штормовой лампы в сердце Амазонии, и среди плантаций какао, затерянных в бразильском сертао, и на прожаренных тропах Африки или на обледенелой парижской мостовой, повсюду Сатпрем при малейшей возможности достаёт бумагу и ручку из своей котомки, описывая друзьям как внутренние пейзажи, так и внешние стороны своего пути, с урождённым талантом художника-поэта, способного сделать свои картины столь поразительно живыми и рельефными, и зачастую мучительными -- но с нотками юмора, сверкнувшими то тут, то там, словно бы для того, чтобы бросить вызов интенсивности обстоятельств.