Вчера весь день мучил приступ малярии (?). Едва я сел в грузовик, идущий в Itiroussou, как начал стучать зубами и дрожать всем телом. К тому же я был в кузове на ветру и под палящим солнцем. Перед тем, как поймать солнечный удар, я уже полностью продрог, и пришлось вытащить из своей сумки большую твидовую куртку, которую я носил зимой в Париже. Думал, что никогда не доберусь до Itiroussou. Прибыв туда, свалился в кровать, решив больше не двигаться, полумёртвый, обескровленный и полностью деморализованный. И тут в мою комнату в этой затерянной деревне явились два француза: они совершали обход, услышали, что здесь умирает "гринго" и пришли за мной. Самое удивительное, что они тоже направлялись в Маракас. Напичкав меня хинином и положив в свой грузовик, они привезли меня сюда, и вот я снова в кровати. Чувствую себя на пределе сил, хотя сегодня утром кризис прошёл. Увиделся с этим французом из Маракаса, для которого у меня было рекомендательное письмо: М. Саго. Он встретился со мной, но весьма обескуражил заявлением, что на его
Полностью отрезан от остального мира, от Франции, от Индии, ибо никто не знает, где я нахожусь, и у меня нет адреса.
U
Рио Ново, 4 января 52
Бернару д'Онсие
Дорогой Бернар, пожелания всегда немного нелепы -- однако, я пожелал бы нам встретиться в этом году и осуществить наши мечты, о которых мы говорили под маленькой лампой. И потом, стать, наконец, хоть немного счастливее в этом чёртовом мире. Не знаю, почему, но моя идея Счастья всегда связана с тобой, если говорить о вере в чудо. И я чувствую потребность просто сказать тебе: ты мой друг, ты маленький оазис в моей пустыне, и это ценно, дружище, когда человек ощущает себя полностью отчаявшимся. Ставишь точки и запятые на листе бумаги, и кажется, что всё иссушается, что остаёшься один на дороге с никому не нужным сердцем, и некуда идти.
Я мог бы перечислить тебе названия всех городов и деревень, где я бродил перед тем, как на несколько дней сесть на мель в этом -- но я больше не могу сказать, зачем я ходил по этим дорогам Индии или Бразилии; все дороги обжигающи, а все эти комнаты в безымянных отелях -- всё возвращается на круги своя. Продолжаешь идти, чтобы забыть об этой зияющей дыре в глубинах себя -- от этого себя не остаётся больше ничего, кроме лихорадочной тени, продолжающей шагать без всякого смысла. Ибо мы взялись за это не для того, чтобы оседлать фортуну или заработать славу, но для того, чтобы реализовать тайную идею нас самих, и это оказалось самой прекрасной нашей поэмой; наш единственный акт любви -- отказ от любой уверенности в чём-либо, от комфортабельных достижений, ограниченных успехов. Но нет ни поэмы, ни тайны; остаётся лишь наша любовь не ко времени и не к месту, и всё проваливается в какую-то абсурдную дыру. Не осталось больше ничего, кроме кожи персонажа, забывшего свою роль. Понимаешь, Я больше ничего не хочу говорить. Не знаю, как долго ещё буду идти, потому что я больше не верю в приключение, и потому что моё единственное приключение было внутренним. Впечатление, что я полностью опустошён. Остаётся не так много решений.
В этом одна из причин, почему я нуждаюсь в тебе, чтобы поверить в то, что ещё существует чудо, что есть другие уровни жизни, о которых мы с тобой упоминали в Нарканде у маленькой лампы. Но может быть, ты тоже больше ни во что не веришь... И я временами думаю, не сделать ли из тебя тоже что-то вроде романтичного бродяги, каким я стал!... Но что действительно могло бы заполнить всю эту пустоту сердца? Скажи мне. Какая любовь, какая вера, какая надежда?
Я таскался в Форталеза, а потом в Баия в поисках места преподавателя французского языка, но колледжи закрыты, а семьи на каникулах до начала марта. Места камердинеров зарезервированы только для негров. С моим словарным запасом португальского в несколько слов я хотел устроиться на рыболовные суда, но это работа-для-негров. В один прекрасный день я взял грузовик и уехал внутрь страны в надежде стать управляющим какой-нибудь "Фазенды" (большое владение с фермами и плантациями). Я видел множество Фазенд... Что касается работы на плантации, негр сделает лучше ту работу, которую я не сделал бы и за 150 франков в день. Повсюду огромные территории, очень богатые какао, кофе, скотом на продажу. Нужно найти крупный капитал, и это большая удача, если он окупится за пять или семь лет...