ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея

В очаге потрескивали сухие поленья. Ко мне на цыпочках приблизилась Марфа и спросила, не хочу ли я напиться теплого молока.

«Дай Мне свои заботы…» — размышлял я. Это бы выглядело как глумление, если бы Учитель был способен глумиться. Разумеется, я готов немедленно с ними расстаться. Мне их не жалко. Я вовсе не стремлюсь держать их при себе. Именно для того, чтобы от них избавиться, я и пришел сюда ночью, трясясь по ухабам и бездорожью. Я привез их с собой вместе с кошельком, висящим у моего пояса. Но здесь они только преумножились. «Отдай Мне свои заботы…» Он и тогда не забрал их у меня. Я смотрел на Учителя поверх глиняного горшка. Ждал, что Он что–нибудь добавит. А Он вперил взгляд в огонь, и лицо Его снова приняло прежнее выражение страдания, внутреннего разлада и подавленности. «Он всего лишь слабый человек», — пронеслось у меня в голове. За три прошедших года эта мысль периодически посещала меня. А я уже было поверил неизвестно во что…

Была уже поздняя ночь, и я решил, что пора возвращаться. Марфа пошла в хлев за моим ослом. Я встал и приблизился к Учителю. Мне показалось, что Он спит, спрятав лицо в ладонях. Но услышав мои шаги, Он поднял голову, и тогда я увидел, что Его щеки мокры от слез. Он, видно, давно так плакал без единого всхлипа. Только подбородок и губы у Него дрожали.

— Да хранит Тебя Всевышний, Равви, — сказал я.

— Уходишь?

— Пора. Уже поздно. Скоро петухи начнут петь.

— Да, — прошептал Он словно про себя, — уже поздно. И петухи… — Послышался вздох. — Я бы хотел, чтобы эта ночь поскорее прошла и чтобы она тянулась бесконечно, — сделал Он непонятное признание. — Незабываемая ночь… — Мне врезалось в память слово «незабываемая». — Так помни, — обратился Он ко мне, очнувшись от своих мыслей, — Я жду твои заботы. Мир тебе, сын Мой. — Этот Человек, который был моложе меня, говорил, как старец, как глава рода. Он протянул руку и провел ладонью по моему лицу. У Него были теплые мягкие пальцы. Я никогда не испытывал прежде подобного прикосновения. Даже когда Руфь гладила меня по лицу, чтобы я не отчаивался из–за ее болезни…

Во дворе стояла Марфа, придерживая осла, и рядом с ней кто–то еще. По небу двигались тяжелые облака, время от времени перекрывавшие поток лунного света. Как раз в эту минуту светящийся диск луны скользнул вверх, вынырнув из–за туч. Тени стоящих людей расплывались на дороге, искрящейся как река из жидкого металла. Я увидел, что рядом с Марфой стоит Иуда.

— Равви, можно мне пойти с тобой в город? — спросил он. — Мне нужно до рассвета успеть сделать некоторые покупки…

— Пойдем, — я был даже рад тому, что его присутствие избавит меня от пребывания наедине с моими собственными мыслями. Я сел на осла, попрощался с Марфой и отправился обратно той же дорогой, по которой пришел сюда. Иуда шел рядом со мной. Мы вступили в полосу тени. По листьям струился лунный свет, выливаясь прямо на каменистую тропинку. Отовсюду слышался лай собак. Но вот мы миновали все строения, и нас обступила тишина, прерываемая только тяжелым шелестом листвы на оливковых деревьях.

— Мне кажется, ты был прав, — наконец произнес я. До этих пор мы не обменялись ни единым словом. — Учитель абсолютно сломлен. Куда–то подевалась вся Его сила…

— Он Сам отказался от нее, — вдруг услышал я горячечный шепот. Быстрая смена света и тени мешали мне разглядеть моего спутника. Однако скорость, с которой он прервал меня, свидетельствовала о том, что он тоже неотступно думает об Учителе. Не давая мне раскрыть рта, Иуда продолжал говорить со все возрастающим неистовством:

— Я сказал тебе, равви: Он сам отказался от нее! Он ведь мог победить! Мог! Он мог разогнать всю эту банду богачей, ростовщиков, воров, разбойников, грабителей и бездельников, набитых денариями по самые уши! Он мог всех их уничтожить! — Иуда немного осадил свой гнев, как понесшего коня. Я услышал его прерывистое дыхание, едва не переходящее в вой.

— Я боюсь, что если бы в Синедрионе узнали, насколько Он беззащитен, то уже не спускали бы с Него глаз и медлить больше не стали. Они могут схватить Его тотчас же, стоит только богомольцам разъехаться после Праздников.