— Оставим принципы, — согласился равви Ионатан. Я понимал, что обе стороны хотят любой ценой избежать спора. Наши старейшины тоже закивали головами. Не найдя у своих поддержки, молодой фарисей умолк и сел на место. Однако Иосиф не собирался уступать.
— Я не согласен, — подал он снова голос. — Никто не может быть осужден ночью.
— Раз уже даже наши законоучителя согласились со священниками… — начал было снова Ионафан.
— Тем не менее я не согласен! — гаркнул Иосиф, ударяя своей громадной ручищей о скамью.
Зависла неловкая пауза. Фарисеи и саддукеи шепотом переговаривались, склонившись головами друг к другу. Ионафан беспомощно повторял:
— Раз уж законоучителя и священники…
Каиафа, который с самого начала сидел, как на иголках, наконец, взорвался:
— Что нам за дело до мнения одного человека! Мы только попусту тратим время! Надо скорее судить этого обманщика!
— Я, однако, рекомендовал бы учесть мнение уважаемого равви Иосифа, — неожиданно заявил равви Онкелос. Этот грек всегда найдет выход из самых затруднительных ситуаций. — Дело, несомненно, затянется, — развивал он свою мысль, — и пока мы будем его обсуждать — чего нам отнюдь не воспрещается — уже успеет прийти день; что же касается приговора, то мы вынесем его не раньше, чем наступит день: тогда мы останемся в согласии в Законом.
— Правильно! Правильно! Он прав! — заговорили все разом. Ионафан облегченно улыбнулся и что–то сказал Кайафе. Я видел, как первосвященник кивнул головой и с ненавистью посмотрел в сторону Иосифа.
— Итак, начнем следствие, — произнес Ионафан. — Введите Обвиняемого и свидетелей. — Он хлопнул в ладоши.
Стража ввела Учителя. Сейчас Он не был связан, крови тоже не было видно; только Его губы, нос и щека опухли и посинели. Волосы были по–прежнему растрепаны. Он, видно, уже изнемогал, так как ежеминутно переступал с ноги на ногу. Он держался все так же прямо, но на собравшихся не смотрел, а опустив голову, казалось, подсчитывал цветные плитки на полу. Упавшие на лоб волосы заслонили Его лицо.
Вслед за Ним ввели свидетелей: какой–то омерзительный отталкивающий сброд, от которого несло чесноком и прогорклым маслом. Среди этой компании прирожденных мошенников проглядывали кое–где лица более пристойные, однако смертельно перепуганные. С первого взгляда было ясно, что этих людей согнали сюда подкупом и угрозами. Ионафан обратился к ним с формально полагающимися словами:
— Помните, что вы должны говорить правду. В противном случае кровь невиновного падет на вас… — писец, стоявший в центре, схватил одного из свидетелей за руку и подвел к председателю.
— Как тебя зовут? — спросил Ионафан.
— Хуза… сын… сын… — бормотал тот, — сын… Си… Симона…
— Что тебе известно о преступлениях Этого Человека?
— Я… я… видел, — заикался свидетель, — что… Он… Он… ел вместе… с грешниками… и… с язычниками…
— Это и саддукеи часто делают, — сказал молодой фарисей своему соседу, но так громко, что все услышали.
— Что еще? — быстро допрашивал свидетеля Ионафан.
— Он… Он… ска… сказал… что нельзя… давать разводные письма.
— Ты тоже это слышал? — спрашивал Ионафан следующего свидетеля.
— Да, досточтимейший. Он сказал, что раньше не было разводных писем.
— И поэтому нельзя их давать?
— Нет, досточтимейший, просто, что раньше не было таких писем…
— Уведите этого дурня! — крикнул потерявший терпение Каиафа. — Пусть говорит следующий!
— Что тебе известно о преступлениях Галилеянина? — допытывался Ионафан у маленького скрюченного человечка; судя по виду — нищего.
— О, я знаю много, святейший, — взахлеб затараторил калека. — Очень много… Он исцелял. То есть все думали, что Он исцеляет. Но это было не так. Многие болезни снова вернулись к людям…
— То есть это означает, что Он занимался колдовством? — подсказал свидетелю равви Иоиль.
— Да–да! Именно колдовством! Я–то знаю… Всегда, когда Он исцелял, Он вызывал сатану…
— Не произноси этого вслух, дурень! — грубо крикнул первосвященник.
— А ты, — обратился Ионафан к следующему свидетелю, — ты тоже видел, как исцеленные снова превращались в больных?
— Нет… — возразил человек, испуганно уставившись на молчаливо стоявшего рядом Учителя.
— Зачем привели сюда этого глупца! — разозлился Каиафа. — Выгнать его вон!
— Он сказал одному, — раздалось вдруг из толпы свидетелей, — что если он снова начнет грешить, то на него нападет еще худшая болезнь.
— Заткнись, ты! — первосвященник ударил кулаком по столу. — Тебя никто не спрашивает!
— Кто слышал, чтобы болезни снова возвращались? — допытывался Ионафан.
Других свидетелей не нашлось.
— Дальше! Что еще тебе известно? — спрашивал председатель словоохотливого нищего.
— О, я много чего знаю, досточтимый… Он не давал пожертвований на Храм.
— Ты не врешь?
— Провалиться мне на этом месте, если я сказал неправду! Когда сборщик податей пришел к Его ученикам, то они сказали, что Учитель запретил им платить…
— Позовите сюда этого сборщика!
Из кучки свидетелей стремительно вытолкали убогое, перепуганное, серое от страха существо.