ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея

— Он отправился, ни о чем не позаботившись, — подхватил другой. — Он бросил все: верстак, дом — и ушел.

— Он не выполнил своих обязанностей по отношению к матери! — возмущенно возвысил голос левит.

— Это правда, — равви Иегуда с суровостью в голосе подтвердил его слова, — если бы она не работала, пришлось бы общине содержать ее.

— Плохой сын! Плохой сын! — твердил левит, тряся головой.

— Амхаарец всегда останется амхаарцем…

Зло таится в человеке, чтобы потом неожиданно проявиться…

Они говорили все одновременно, возбуждаясь все больше. Они так размахивали руками, что один столкнул у другого со лба ящичек со словами Писания. Было очевидно, что они страшно ненавидели Его. Воспоминание о Нем мучило их, как нарыв, о котором невозможно ни на секунду забыть. Они перекрикивали друг друга, размашисто жестикулировали под хлопанье длинных рукавов. Их смуглые пальцы скрючивались на манер когтей. Лишь спустя несколько минут равви Иегуда заметил, что я поражен подобным взрывом. Резким «ша» он утихомирил своих спутников, и, склонив голову, с улыбкой произнес:

— Прости, великий досточтимый равви… Мы переборщили. Но Этот Человек опозорил имя нашего города перед всем Израилем… Впрочем, это — амхаарец, и Он не заслуживает такого внимания… Прости нас… Мудрец Господень не смотрит на пса, что лает рядом…

— Прости, — повторили и остальные, — мы позволили себе говорить о Том, Кто недостоин того, чтобы о Нем слышали твои уши… Прости…

Они жмурили глаза и оскаливали зубы, но в их глазах продолжало гореть возмущение. Они повторяли: «Прости», — но все никак не могли найти тему, которая отвлекла бы их от Иисуса. Меня же интересовало только это. Я спросил:

— Так каким же Он был, когда еще жил среди вас? Вы говорите, что Он — плохой Сын… Он всегда был таким? Он был злым мальчиком или нечестным работником? Не совершил ли Он чего–нибудь предосудительного? Чем Он заслужил всеобщую неприязнь? Может быть, вы не откажетесь мне рассказать? Это любопытно…

Я поочередно взглянул на каждого из них. Они закусили губы, чтобы снова не взорваться. Ждали, что скажет Иегуда. Он откликнулся через минуту:

— Что ж сказать… Он, собственно, никому ничего плохого не сделал…

Они снова застыли, как над невкусной едой, которую выбросить неудобно, но и проглотить невозможно.

— А Его родители, — безжалостно выпытывал я. — Его отец?…

— Иосиф был хорошим ремесленником, — выдавил старший, — он добросовестно делал свое дело…

— А Мать?

Ответ упал, как падает упрямое яблоко — только после того, как хорошенько потрясешь стволом:

— Нет, она хорошая женщина…

Кто–то неохотно добавил:

— Она помогала другим.

Другой бросил, как бросают монету, которой надо расплатиться за вино:

— Ухаживала за больными…

Как запоздалое эхо, с другого конца стола долетело:

— Многие Ее благословляют…

Иегуда тяжело оперся ладонью о край стола, словно хотел преградить путь этому хвалебному потоку. Потом сказал с холодным бешенством:

— Но Она Его Мать!

— Правда, ведь это Она Его родила! — бросил левит.

— Из–за Нее все это, — добавил третий.

— Но все же, — я чувствовал, что еще один вопрос, и они возненавидят меня так же, как Его, — раз вы говорите, что Он никому не сделал зла, никого не обманул, то почему все–таки…

— Если бы Он хотел честно работать, — прервал меня равви Иегуда, глядя куда–то вдаль, — никто бы Его ни чем не упрекал. Он был хорошим плотником…

— … помогал другим…

— Знал Писание…

— Правильно исполнял предписанное Законом…

— И если бы… — начал было тот, который первый заговорил об Учителе, и тут же прервался, испугавшись, что опять скажет что–нибудь не то.

— Тогда почему же вы стали Ему врагами? — спросил я. Старший выстукивал что–то пальцами по столу.

— Врагами, — переспросил он презрительно, оглянувшись на товарищей, — врагами, — повторил он и пожал плечами. — «Грешник — враг Господа», — процитировал он. — Это выглядит так, как если бы топор взбунтовался против дровосека… Никто из нас Ему не враг… «Амхаарец не достоин ни улыбки, ни презрения мудреца…» — цитировал он дальше.

Воцарилась тишина. Разговор дальше не клеился. Они ушли обиженные.

На следующее утро я позвал мальчишку, обряжающего ослов, и спросил его:

— Ты не знаешь, где дом Иисуса, сына Иосифа–плотника?

— Знаю, — ответил он.

— Проводи меня туда! Заработаешь монетку…