Читаем Письма о письме полностью

Ни одна книга в «Городских огнях» не распаляла такого возбуждения после «Воя» Гинзбёрга, как этот только что вышедший гигантский том рассказов Буковски – 478 страниц. Буковски – это Достоевский 70-х. Буковски не только пишет рассказы – в них растворена вся его маниакальная и любящая душа. Его письмо грубо, но это чистый смех сквозь боль. Многие из этих рассказов – о любви, но едва ли это обычные любовные рассказы. Они скорее написаны кровью и душой мучений, а не интеллектом. Буковски и о трагедии пишет с юмором – заляпанные кровью города, одинокие стены, любови, что не удались, он часто рассматривает с комическим изяществом, которое чуть ли не безгрешно. В некоторых историях тут может быть даже ненависть и/или непристойность, но Буковски – игрок: он никогда не тужится, чтобы понравиться, ни лично, ни в своих произведениях. Многие наши критики утверждают, что Чарльз Буковски – один из лучших поэтов нашего времени. Эта книга рассказов – также событие нашего времени, подвиги ужаса и гения от 51-летнего человека, много лет остававшегося тихонько сокрытым от литературной общественности, который до сих пор – изоляционист и загадка… Если хотите попасть в этот причудливый цирк, на эту черную мессу с любовью, привинченную в дверном проеме пивных банок.

1972

В номере газеты «Нола Экспресс» от 4 августа 1972 г. поэт и учредитель феминистского издательства «Бесстыжая девка» Алта призналась, что ее «шокировали и ранили» «фантазии об изнасиловании» Буковски, опубликованные в «Нола Экспрессе» Дарлин Файф.

[Дарлин Файф]

13 августа 1972 г.

Попутала твоя Алта. Есть мужчины, которые насилуют, и те, кто думает о насилии. Писать об этом не значит, что автор потворствует насилию, даже если написано от первого лица. Право на творчество – это право упоминать то, что существует на самом деле. Я даже некоторых женщин знаю – лично, – чье величайшее желание – быть изнасилованными. Творчество есть творчество. К примеру, лишь оттого, что человек черный, это не значит, что он не может оказаться сукиным сыном, а потому, что женщина – женщина, это не значит, что она не может быть сукой. Давайте не будем подвергать себя цензуре от действительности из позы ходячей добродетели. Также, судя по тому, что Алта цитирует из моей колонки, я вижу, что она до того яростно праведна (почти сродни религиозному маньяку), что упускает из виду смысл всего этого: что я насмехаюсь над самцовым отношением к женщине. Мне жаль, что Алта пострадала на супружеском ложе (как она сама упомянула). Но позволь мне напомнить милочке, что и мужчины страдают на супружеском ложе. Иногда они-то как раз и суть те, кто служит. Вот правда. Могу сказать, что Алта – женская шов. свинья. Мужчины тоже ищут женщин, способных принять любовь. Предрассудок направлен во все стороны. Но почти бесполезно отражать такую атаку, как у Алты. Это лишь больше подстрекнет ее в неверном направлении ходячей добродетели. Но все равно таким типам иногда надо отвечать. Знаешь, раньше говорили, как человек, любящий домашних животных, детишек и собак, может быть плохим? А теперь так: как человек, который против войны, грязной воды, грязного воздуха, как человек, сражающийся за права женщин, может быть плохим человеком? Или, как прежде бывало, у него длинные волосы и борода, с ним все в порядке. Ну, бля, сама видишь, все это может быть только позой… Я оставляю за собой право творить в любой манере, какую диктуют действительность, или юмор, или даже – каприз. Ладно.

[Уильяму Пэкерду]

13 октября 1972 г.

это писание поэзии, нам тут приходится играть нечестно. Я рад, что могу работать немного с прозой, и бухать, и драться с женщинами, чтоб сорваться с этой ниточки. Иногда залезаю в эти ремесленные интервью, и такое чувство, что они красное дерево полируют. Полагаю, все оттого, что такие люди слишком прилежно учатся и слишком мало живут. Хемингуэй жил жестко, но тоже заперся в своем ремесле, а некоторое время спустя ремесло это стало клеткой и его прикончило. Полагаю, все дело в том, как на ощупь оттуда выбираться. это как зеркала, в которых мы, бывало, терялись во всяких местах на набережной, когда были детьми. довольно легко все растерять, самому потеряться. и я тут не говорю ни с какого постамента. давайте выпьем пива за удачу и будем надеяться, что дамы по-прежнему любят наши морщинистые души и увядающие лядвия, о, как поэтично. бля.

прилагаю еще стихов. пытаюсь собрать себе целый арсенал, и я взорву весь мир своими стихами. ну.

[Дейвиду Эваниеру]

Конец 1972 г.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чарльз Буковски. Бунтарь и романтик

Из блокнота в винных пятнах (сборник)
Из блокнота в винных пятнах (сборник)

Блокнот в винных пятнах – отличный образ, точно передающий отношение Буковски к официозу. Именно на таких неприглядных страницах поэт-бунтарь, всю жизнь создававший себе репутацию «потерянного человека», «старого козла», фактотума, мог записать свои мысли о жизни, людях, литературе. Он намеренно снижает пафос: «Бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика», «Старый пьянчуга, которому больше не везло», «Старый козел исповедуется» – вот названия некоторых эссе, вошедших в эту книгу. «Я швырнул себя навстречу своему личному божеству – ПРОСТОТЕ», – признался он. Всякий, кто прочтет эту книгу, увидит, что простота эта – обманчива. А черный юмор, цинизм, грубость – маска, за которой скрывается легкоранимый, уязвимый, страдающий человек.

Чарльз Буковски

Современная русская и зарубежная проза
Письма о письме
Письма о письме

«Я работал на бойнях, мыл посуду; работал на фабрике дневного света; развешивал афиши в нью-йоркских подземках, драил товарные вагоны и мыл пассажирские поезда в депо; был складским рабочим, экспедитором, почтальоном, бродягой, служителем автозаправки, отвечал за кокосы на фабрике тортиков, водил грузовики, был десятником на оптовом книжном складе, переносил бутылки крови и жал резиновые шланги в Красном Кресте; играл в кости, ставил на лошадей, был безумцем, дураком, богом…» – пишет о себе Буковски. Что ж, именно таким – циничным, брутальным, далеким от рафинированной богемы – и представляется большинству читателей тот, кто придумал Генри Чинаски, которого традиционно считают альтер-эго автора. Книга «Письма о письме» откроет вам другого Буковски – того, кто написал: «Творение – наш дар, и мы им больны. Оно плескалось у меня в костях и будило меня пялиться на стены в пять часов утра…» Того, кто был одержим писательством и, как любой писатель, хотел, чтобы его услышали.

Чарльз Буковски

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука