Как если бы происходящее не имело к ней отношения. Дурак.
…Человек заговорил. На чужом языке, непонятном, по-видимому, подавляющему большинству присутствующих. И все-таки они все его слушали. Все смотрели на него — молодого, смуглого, с яркой банданой на черных волосах. Он говорил взахлеб, горячо и запальчиво, сбивчиво и смущенно, слишком эмоционально, чересчур по-мальчишечьи. Как будто вовсе не вступал в переговоры от лица террористической организации, выдвигая какие-то требования, шантажируя, пытаясь давить на власти, — а, к при меру, пересказывал любимое с детства кино… или объяснялся в любви.
Море было гладкое и белесо-голубое, как подсиненная скатерть. Казалось, что плыть вдаль можно до бесконечности. До островов. До другого материка. Легко и неспешно, чуть-чуть шевеля руками и ногами, без всяких водных крыльев и без намека на усталость. А если это и обманчивое чувство, то оно — сущая мелочь, пузырек пены в море тотального обмана. Хватит. По крайней мере на сегодня — хватит.
В конце концов, думала Эва, почему бы не позволить себе выходной? Передышку, всего лишь на один день. С точки зрения грамотного флирта, наверное, даже полезно пропустить свидание. Просто взять да и не прийти. Ни к кому. Пускай взревнуют, поволнуются, потеряют уверенность и почву под ногами, замечутся, наделают ошибок. С точки зрения дела это полезно тоже.
А с ее личной точки зрения — просто необходимо. Спасительно. Может быть.
Эва опустила лицо в коду. Глубоко. Светло-зеленая толща, прошитая солнечными лучами, а далеко внизу — что то темное, размытое, колеблющееся: камни?.. На краю фения в пленке воды отражались изнутри ее руки, плавно скользящие по кругу. Вот так. Долго-долго… всегда. Вечный двигатель. Она улыбнулась, и несколько сияющих пузырьков воздуха вырвались из губ, потревожив отражение. Подняла голову над водой. Отдышалась.
Ничего особенного не произошло. Она овдовела в двадцать лет, а сейчас ей сорок. Сколько раз за эти два десятка лет она просыпалась рядом с не то чтобы чужим или случайным, но не единственным, необязательным мужчиной? Не сказать чтобы часто: замкнутый образ жизни, женский коллектив на работе плюс паническая — особенно первые годы — боязнь спонтанных знакомств. Но было. И она ни разу не позволила себе превратить это в мелодраму. Так какой смысл — теперь? Какая разница?
Потому что Срез? Неважно, это же совсем другой Срез. Его будто специально изменили до неузнаваемости, чтобы избавить ее от боли соприкосновения с обломками утраченного. Да она и сама оперативно мимикрировала под него, вписалась, как родная, в этот гламурный, комфортный и агрессивный Срез, под завязку полный претендентов. Один ли, другой… кому-нибудь должно было повезти. На третий день после знакомства, почему бы и нет? Классика жанра курортного романа.
Она — женщина с оптиграммы, украшающей пока балконную дверь в разработческом коттедже; оригинально и не лишено эстетики. Ничего общего с измотанной учительницей из Исходника, но уж тем более ничего — с принцессой, которая…
Совсем другая. Но тогда — почему?
Из-за отца?
…Нет, нельзя бесконечно плыть в одном направлении. Надо поворачивать. Если не к берегу, то хотя бы перпендикулярно, и дальше — вдоль подножия плоской отсюда гряды Гребневого хребта. Кстати, сегодня штиль.
Из-за отца — может быть. Вряд ли такие разные заказы поручили бы одному и тому же человеку, но вполне достаточно одних и тех же заказчиков, общих хозяев. Бр-р р… холодная рябь по телу, наверное, течение… И даже если он — конкретно он — не имеет к ним отношения, это ничего не меняет. На его месте с той же вероятностью мог оказаться другой. Такой же претендент, с каждым из которых она ведет игру на поражение. И то, что произошло накануне, — всего лишь элемент игры. Расчетливой, циничной, однако доставляющей всё большее удовольствие от процесса. Женщина с оптиграммы способна на всё. Вот что — болезненно, как шип акации, зацепивший ноготь. И даже страшно.
Но страшно не ей. Она в любом случае своего добьется.
Сегодня выходной; однако только в той части, что не посредственно касается претендентов. В остальном она не имеет права на паузу. Экскурсия в шурфы — это раз, и Петеру Анхелю не отвертеться. Даже если на его разработке нет участков колониальных времен, это еще ни о чем не говорит. Ей может повезти и там. И в любом случае не помешает расспросить гида поподробнее о Пещере привидений. Это два, и это совсем легко — что может быть естественнее, чем интерес журналистки к разработческому фольклору? Даже если Анхель ничего, по сути, не знает, он всё равно расскажет много интересного.
Пожалуй, было бы и лучше, чтобы он ничего не знал. Она сама сделает выводы. А потом (если совпадет, наложится, подтвердит уже известное и предполагаемое, а разве может не совпасть, не подтвердить, не наложиться?!) останется только одно: попасть на место. На то самое; уже известным путем.