Письма, рабочие дневники. 1967–1971 гг.

Нам надоело молча глотать наглые оскорбления возлелитературных невежд, зарабатывающих на создавшейся нездоровой ситуации посильный политический (да и не только политический) капиталец. Нам надоело отвечать завистливым дуракам, сколько мы заплатили тому или другому мерзавцу за то, что он «делает нам в прессе рекламу». Нам надоело ходить под страхом, что вот-вот какая-нибудь сволочь за рубежом обратит, наконец, внимание на всю эту отвратительную шумиху и вознамерится приобщить нас по этому поводу к числу «своих людей» (этого, впрочем, мы уже, кажется, дождались — спасибо свининниковым, дроздовым, краснобрыжим и алексеевым).

Нам надоело тратить время и нервы на все эти гадости. Они выбивают нас из колеи, мешают нам спокойно работать, наконец, лишают нас уверенности в завтрашнем дне.

Мы просим и требуем, чтобы Секретариат взял во внимание все изложенное выше, разобрался бы и принял соответствующие меры. Мы верим, что Секретариат способен сделать и сделает всё, от него зависящее. В противном же случае мы ждем от Секретариата практического совета: куда нам обратиться? В ЦК КПСС, в суд, в Комитет государственной безопасности или еще куда-нибудь?

С уважением,

А. СТРУГАЦКИЙ

Б. СТРУГАЦКИЙ

Как отреагировала «Литературная газета» на первое письмо, БН вспоминал:

БНС. Комментарии

Слава богу, этот текст наш никуда не пошел. Рассказывали, что товарищ Чаковский, тогдашний главред «Литературной газеты», который по замыслу начальства должен был опубликовать наше покаянное опровержение, прочитавши его, якобы произнес с отвращением: «Не понимаю, против кого они, собственно, протестуют — против „Граней“ или против наших журналистов» — и печатать ничего не стал. На том дело о забугорных изданиях АБС и закрылось. До поры, до времени.

Письмо Бориса брату, 13 апреля 1971, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Пишу, не дожидаясь твоего отчета. Сразу же после нашего телефонного разговора пошел я к Брандису (отнес рукопись М для Лендетгиза), а потом позвонил Дмитревскому. Обоим изложил ситуацию.

Брандис сочувствовал, мы хорошо и по-доброму поговорили часа три. Брандис, в частности, рассказал со слов Ефремова содержание беседы с Петром Нилычем Демичевым. Пока он рассказывал, странная мысль пришла мне в голову: какого черта мы мелочимся? Надо идти прямо к Демичеву! И то же самое немедленно посоветовал мне Дмитревский, когда я рассказал ему про нашу телегу в секретариат. Логика Дмитревского неотразима: секретариат ничего не решает, он ничего не может решить. Надо идти а). По вопросам конкретно издательской сволочи (московской) к Верченке и б). По общим вопросам — к Демичеву. По отзывам Ефремова и Кетлинской — Демичев человек образованный, культурный, интересующийся и с широкими взглядами. Если бы он нас принял, разговор мог бы идти об очень широких вопросах: назначение фантастики, организация будущего и т. д. С Ефремовым он говорил, оказывается, главным образом, именно об этом. А чем мы хуже? Мне кажется, надо сделать следующее:

1. Сходить к Верченке и подать ему точную копию нашей телеги в секретариат. Заодно просто поговорить, поплакать в жилетку, попросить совета, пожаловаться, что вот протест писать вынудили, а пользы от этого никакой, только лишний шум теперь поднимется и т. д. Ты как-то говорил, что Верченко, вроде бы, нам симпатизирует. Разговор тем более мог бы оказаться полезным. Ведь Ильин — пешка, он просто исполнитель. Мы вообще дураки, нечего было с ним и связываться, а писать жалобу и разговаривать прямо с Верченкой.

2. Все-таки съездить к Ефремову. Набраться терпения и съездить. Подарить книгу, побеседовать, помириться. Главное — подробно расспросить о его беседе с Демичевым, попытаться получше понять, что это за человек. Не шла ли там речь о нас. Как лучше держаться. И т. д. Мне кажется, это было бы полезно — все услыхать лично от Ефремова.

3. После этой разведки и обмена мнениями со мною написать письмо Демичеву с кратким изложением наших обстоятельств и с просьбой уделить полчаса на беседу. Именно так поступил Ефремов, когда к нему прибежал перепуганный Ганичев и сказал, что готовится несколько разгромных статей по «Часу Быка». Демичев принял его через три дня (т. е. на самом деле позже, т. к. Ефремов заболел, но позвонили, что высылают машину, уже через три дня). Если Демичев согласится нас принять, я приеду и пойдем вместе.

Хуже вряд ли будет, а лучше — может быть. Изложим нашу позитивную программу (воспитание коммунара), реабилитируемся, глядишь, и просветлеет. Таким вот путем. И Дмитревский советует не откладывать, а идти по горячим следам съезда.

Было бы крайне ценно, если бы ты выслал мне немецкий экземплярчик ТББ. А равно и выяснил бы насчет гонорара.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет. Ох, и костерит она меня, наверное, что я тебя гоняю по начальству, а сам отсиживаюсь дома! Ну, хотите, я приеду? Вместе будем ходить, а?

Письмо Аркадия брату, 16 апреля 1971, М. — Л.

Дорогой Борис.