Письма, рабочие дневники. 1967–1971 гг.

Получил твое письмо. Ситуация, следовательно, такова.

1. После нашего разговора я поехал к Нине, все ей рассказал и попросил совета. Ох и врезала же она нам. По ее словам, выходим мы оба с тобой обалдуи. Во-первых, что хотя бы попытались втиснуть в протест наши претензии к газетным сукам. По ее словам, мне при первой же встрече надо было просить Ильина, чтобы он продиктовал текст, тут же его отпечатать, подписать и вручить ему. Во-вторых, не следовало подавать ему нашу слезницу прямо тут же, вместе с протестом, а дождаться, пока протест будет опубликован, ибо мы дали секретариату на себя скверную характеристику: якобы торопим секретариат разобрать наше дело, дабы трусливо отвести его внимание от наших больших проступков. Было там еще что-то, но поскольку это что-то вытекало из градоначальнической психологии, я не совсем уверен, что правильно понял ее. Короче, она настаивала: написать протест так, как рекомендует Ильин; забрать или как-нибудь на время приостановить нашу слезницу хотя бы недели на две; немедленно отнести Ильину экз ГЛ, пока не отнес ему кто-нибудь другой. Так я и решил поступать, за исключением взятия назад слезницы, потому что не знал, как к этому подступиться. Но Ильина больше повидать мне не удалось.

У него был партактив и еще какие-то дела, я взял экз «Ангары» и новый вариант протеста, отнес его к секретарше, которая, между прочим, оказалась в курсе дела (так что теперь вся администрация, конечно, тоже в курсе дела), а нынче мне удалось дозвониться Ильину, и он сказал мне, что от нас пока больше ничего не требуется, а по слезнице нас вызовут, когда ее обсудят. Я сказал насчет ГЛ, он вздохнул и высказался, что прочитать ему в ближайшее время будет некогда; я же сказал, что главное — чтобы ГЛ были у него, и он согласился. Таково положение с этим на сегодня. Где-то в понедельник или вторник достану ГЛ и отнесу ему.

2. Был я в МолГв у Белы. Она сказала, что ничего нам не отломится. Авраменко просила ее открыть это нам как-нибудь дипломатично: мол, нет бумаги, да договорный портфель полон, то-сё, но она мне прямо сказала, что на каких-то верхах дирекции предложили до поры до времени со Стругацкими дела не иметь никакого. Ну что ж, забрал я оттуда экз М и пошел восвояси. Вот навалился класс-гегемон![226]

3. Был в Межкниге, получил четыре экза, два выслал тебе. Ты уже, наверное, получил. Спросил насчет авансов. Фомин удивился, что нам до сих пор не пришло извещение от Управления по охране авт. прав. Попросил, если до конца месяца не получим, сообщить ему, тогда они там сами начнут выяснять это дело.

4. Касательно визитов к Демичеву, Верченке и Ефремову. Знаешь, я тебе честно скажу: теперь я твердо убедился, что плохой я разговорщик с начальством. Да и ты, боюсь, тоже. То, что ты недоволен моим разговором с Ильиным, это ладно, хотя, возможно, и самое важное. Но у меня сложилось впечатление, что как бы мы ни поступили, к кому бы мы ни обратились, какие бы слова мы там ни произносили, — всегда найдутся у нас друзья, которые скажут, что поступили мы глупо, обратились не к тому, а уж слова, нами произнесенные, — это вообще сплошная херня. Из общих соображений, конечно, вытекает, что надобно лезть как можно выше, но что мы там скажем? И как себя там вести? У меня вообще какой-то невроз: когда я разговариваю с людьми, от которых завишу, мне становится все до того скучно и нудно, что я скорее стремлюсь закруглиться и только большим напряжением воли заставляю себя возражать и описывать свои бедствия. Все время думаю: ему-то ведь начхать, сдохнем мы или выкрутимся, ему лишь бы галочку поставить: беседа, мол, проведена, а там пусть сами как знают. Вот такое у меня впечатление. Возможно, ты сможешь это лучше. Если хочешь, попробуем. Отпиши, найду тебе квартиру (у нас повернуться негде, еще и папаша моего зятька тут же ночует), попробуй действовать.

5. А насчет Ефремова — ну вот не лежит у меня душа к нему идти, хоть тресни. Это же просто дивно, как тошнит от одной мысли. Приезжай, сам и поговоришь.

Такие дела.

Всем привет, поцелуй маму. Жму, целую, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 21 апреля 1971, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Писем от тебя все нет и нет, я даже не знаю, получил ли ты мой план посещения Демичева, но поскольку получились кое-какие новости — пишу.

1. Ренц Корпорейшн[227] из Оренбурга прислал письмо. Благодарит за согласие писать сценарий, сообщает, что начал хлопоты по договору, обещает держать в курсе.