Читаем Письма с Дальнего Востока и Соловков полностью

Дорогая Оля, продолжаю писать тебе заметки о развитии нашей поэзии. Теперь о Вал. Як. Брюссове. Мне довольно часто приходилось встречаться с ним, и его яркая фигура стоит по сей час, как живая, перед глазами. Высокий, весь тугой и темноок- рашенный, он напоминал животное из кошачьих. Мы его чуть ни в глаза звали Пантерой. Обычно станет за стулом и, кажется, прыгнет через стол и прочую мебель. Всегда в черном, застегнутом на все пуговицы, сюртуке, поджатый, собранный. По натуре он был полною противоположностью Бальмонту. Очень разсудочен и, кроме натуры, сознательно разсудочен, четок, весь в волеустремлении. Мне кажется, что природные дарования, т. е. творческие, у него были несравненно меньше, чем у Бальмонта. Ho Брюссов не расплескивался и, как умный купец, умел использовать все, что попадалось ему, до последней капли. Еще студентом он назначил себе написать: лучшую лирику, лучшую драму, лучший роман и т. д. И всю жизнь, не покладая рук, не ослабевая в рвении, безконечно работая над собою, упорно и ожесточенно, он проводил в жизнь свое решение. Он учитывал каждый свой вздох, все делал по линейке, как инженер расчитывая и планируя. Он приобрел мастерство, огромное мастерство формальной отделки. Ho тем не менее мало у него вещей, где чувствуется подлинное творчество. Большинство же напоминает великолепно сделанные железные венки, что вешают на кладбище, да фарфоровые цветы на них. И звук от них такой же—лязг. А впрочем, отдельные места хороши: «сосен пламенное тело, / лета знойная краса». Когда «Огненный Ангел» появился в немецком переводе, как перевод с русского, то какой‑то критик не хотел верить тому, что это перевод и утверждал подлинность, т. е. германскую, и происхождение в XVI веке этого романа. Настолько хорошо изучен Брюссовым стиль времени. — Вот и нет места, дорогая. Крепко целую тебя. Принимаешь ли аллиласат? Поправляешься ли? Целую.

Дорогой Кирилл, мама пишет, что ждет тебя; м. б. ты уже и вернулся домой. Последнее время я был занят опытами в укрупненном масштабе. Варил водоросли и получал из них альгинат натрия в значительных количествах (ежедневно перерабатываем I кг воздушносухих водорослей); пережигаем сфагновый торф на полукокс в специально построенной для этой цели на усадьбе печке. Сделали полезное изобретение: тепло и звукоизоляционные пластические массы из сфагнового торфа или мха. Мы проклеиваем его отходами при добыче альгината и после горячей прессовки сушим. Затем окунаем в раствор (ок. 10—12%) альгината натрия и, когда пленка альгината (в воде растворимая) просохнет, обрабатываем слабым (ок. 5%) раствором кислоты, серной или соляной. Тогда пленка переходит в водонерастворимый и водонепроницаемый альгин, так что изделие из торфа, прочное от проклейки, вместе с тем становится непоглощающим воду. Намечается организация при лаборатории опытной мастерской по добыче альгината и производство сфагновоторфяных пластических масс. Эта мастерская должна давать возможность установки деталей и новых вариантов технологического процесса, опытные образцы и, вероятно, некоторый доход лаборатории для поддержания ее существования. Ho конечно все эти работы не могут итти наравне с тем, что я мог бы сделать на Дальн. Востоке по изучению и усвоению мерзлоты. Я не перестаю жалеть, что моя работа в Сковородине оборвалась именно тогда, когда должна была принести плоды — и теоретические и практические. Относительно твоего учения я писал уже: постарайся поскорее закончить систематическое прохождение всех необходимых вспомогательных и основных дисциплин и обрати внимание на математику. Крепко целую тебя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Имам Шамиль
Имам Шамиль

Книга Шапи Казиева повествует о жизни имама Шамиля (1797—1871), легендарного полководца Кавказской войны, выдающегося ученого и государственного деятеля. Автор ярко освещает эпизоды богатой событиями истории Кавказа, вводит читателя в атмосферу противоборства великих держав и сильных личностей, увлекает в мир народов, подобных многоцветию ковра и многослойной стали горского кинжала. Лейтмотив книги — торжество мира над войной, утверждение справедливости и человеческого достоинства, которым учит история, помогая избегать трагических ошибок.Среди использованных исторических материалов автор впервые вводит в научный оборот множество новых архивных документов, мемуаров, писем и других свидетельств современников описываемых событий.Новое издание книги значительно доработано автором.

Шапи Магомедович Казиев

Религия, религиозная литература