Более старых экземпляров ранее не находил, да и трудно их найти, ибо последнее годовое кол»цо 5–летней водоросли очень тонко, и водоросль видимо находится в состоянии угасания роста. В другом же месте находш Lam. digitata и 7–летнюю, но весьма маломощную, полагаю, что это были гаплоидные экземпляры. Годовые кольца водоросл<й видны весьма явственно, но на просвет, в тонких (I—2 мм) срезах. Удивительно,
что этих колец повидимому никто до мені не отметил (трудно представить себе, что бы просто не замггил). — IX. 14—15. Переписываю это письмо, но сверлит мысль о неполучении от вас писем. Боюсь всего худшего — и стараюсь не думать. Ho писать, не зная что делается у вас, очень трудно, особенно когда окружают тяжелые предчувствия. Да, крометого, мне и не о чем писать — кроме как о природе и ее исследовании, или о литературе. О людях и нравах считаю неуместным, личной жизни, помимо работы у меня нет, дрязги вовсе не интересны. Ho меня подвигает мысль, что быть может каше‑либо из моих сообщений о природе натолкнут вас на пелезное в вашей собственной работе, и я был бы рад, если бы небольшая часть мною сообщаемого была так воспринята. He получая писем от вас, не могу написать Наташе, хотя думаю о письме. IX. 17—18. В связи с вопросами геохронологии я водорослей, одновременно, вникаю в палеоботанику, конечно лишь по мере доступной здесь литературы. Меня с детства влекли именно те растения, в которых тайным чутьем я угадывал древность: водоросли, плауны, мхи, грибы, папортники, лишаи. Из цветковых однодольные я всегда предпочитал двудольным, и сейчас ощущаю с собою какое‑то органическое единство однодольных. Помню, как в раннейшем детстве меня волновало гинко, хотя я не только не знал о его древности, но не было известно и название этого дерева. Впоследствии, когда узнал то и другое, понял свое увлечение. Вообще, явления природы постигаются гораздо раньше знания о них, и знание только формирует непосредственное проникновение в мир. — Целую тебя, дорогой. Дайте о себе знать, хотя бы открыткой, но поскорее.