Читаем Письма с фронта. 1914–1917 полностью

Как я ни занят сейчас, но так как днем я не сплю, то у меня все-таки находится несколько десятков свободных минут, и я кое-что почитываю. Прочитал Дж. Лондона «Дорога»: его воспоминания из времени бродячей юности; он был такой же хулиган, как и Максим Горький; читаю анг[лийский] илл[юстрированный] журнал «The Graphic», пробегаю кое-что из А. Толстого (он у меня лежит на столе)… но все это украдкой, понемножку.

Завтра будет мусульманский праздник, на котором я буду; сейчас что-то на поляне устраивают, пойду сейчас смотреть.

Никак не дождусь от тебя, моя наседка, нашего посыльного; считаем с Игнатом, что он два дня тому назад выехал от вас. Он выехал 15.IX, т. е. находится в отсутствии всего 9 дней; потерпим еще 2–3 дня, а потом начнем капризничать. Свой Георгиевский крест, высланный из Капитула полстолетия тому назад, до сих пор еще не получил; где это он застрял, наведи там справку.

Сейчас Игнат возится около меня и на вопрос, поедет ли он в Петроград, говорит: «Поеду… чего ж не поеду». Он, по-видимому и конфузится, и боится, и не хочет меня оставить; шлет тебе поклон. Писал ли я тебе, что он получил Георгия согласно приказу по корпусу, но самого креста еще не имеет… мы с ним ждем и моего, и его.

Давай, золотая цыпка, свои глазки и губки, а также нашу лихую троицу, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Целуй папу с мамой. А.

28 сентября 1916 г.

Дорогая женушка!

(Придется переменить перо) давно тебе не писал (перо – такая же дрянь); у меня большая суета. Позавчера дивизия моя снялась с позиции и отошла верст на 18–20 назад, в район Извор – Доуга Риша. Вторая бригада вместе со мною в Изворе, а 1-я – в Д[оуга] Р[иша], в верстах 3–4. Я собирался привести полки в порядок, заняться противочумной прививкой, и мне обещали покоя 10–12 дней, но уже завтра одна бригада идет на позицию (идет ночью). Сегодня ком[андую]щий армией вновь посетил дивизию, остальные три полка смотрел… прошло хорошо. В каждом полку дал по 15 Георг[иевских] крестов и медали тем, которые ранены 3 раза. Один оказался ранен только 2 раза… Ком[андую]щий высказал недоумение. Но ему объяснили, что он получил девять ран. Один был только раз ранен… но он получил две раны в японскую войну и т. д.

От вас посыльного еще нет, а от Лели [Вилковой] возвратился позавчера и привез сапожный товар. Леля написала мне письмо, которое меня своим весёло-дурашливым тоном и бодрым взором на вещи привело в восторг. Письмо тебе пересылаю. Кажется, порядки у них прочные. Вчера позвал сапожника, лучшего в дивизии, и заказал ему сначала сапоги погрубее, а сошьет хорошо – дам лакированные. По примете Игната (он тоже сапожник, но из простых), явившийся сапожник дело понимает.

Вчера Игнат меня напугал сильно: у него разболелась голова до страшной степени. Я взял ему у сестер снадобья (название забыл), но голова прошла сама собою сном.

Работы в дивизии у меня по-прежнему много, хотя мало-помалу дело налаживается. Открыл я вещи удивительные. Не говоря про боевые навыки и привычки, где много было несуразного, отсебятного и малодушного. Я тебе говорил, как я пошел от окопов одного полка к секретам и как в 25–30 шагах нашел труп мадьяра… явное доказательство, что сторожевая служба офицерами никогда не проверялась. В другом случае, прошедши в окопы другого полка, я нашел, напр[имер], что ротные командиры или не имели карты, или по ней ничего не смотрели и не сближали ее с местностью; наблюдатели делом не занимались, о позиции противника ничего точного не знали. Все это ребят поражает. Они говорят, что у них появился какой-то особый начал[ьник] дивизии, который заглядывает всюду, а ходит и туда, куда из них-то мало кто ходит. Речи я теперь говорю налево и направо, и молодежь офицерская ходит после них, как отуманенная… «Никто нам ничего этого не говорил» или «Вы первый постучали в наше сердце», или «Вы подошли к нам с самого теплого хода»… такие фразы говорятся мне, говорятся вне меня. Два полка за эти дни справляли свои запоздалые праздники, на которых многое стало явным. Дивизия была больна в корне, забыта, распущена. Чтобы привести тебе примеры, укажу: 1) некоторые полки по многим дням не имели горячей пищи под предлогом, что доставить ее в горы нельзя – она простывает и разбалтывается, а готовить у позиций – опасно: враг обнаружит расположение и откроет огонь; 2) в одном полку целыми массами переброшены люди в тыловые части […] 3) в ротах ни одного не осталось фельдшера, так что первую (самую роковую и важную) перевязку воину, исполнившему свой долг, делает санитар.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары (Кучково поле)

Три года революции и гражданской войны на Кубани
Три года революции и гражданской войны на Кубани

Воспоминания общественно-политического деятеля Д. Е. Скобцова о временах противостояния двух лагерей, знаменитом сопротивлении революции под предводительством генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Автор сохраняет беспристрастность, освещая действия как Белых, так и Красных сил, выступая также и историографом – во время написания книги использовались материалы альманаха «Кубанский сборник», выходившего в Нью-Йорке.Особое внимание в мемуарах уделено деятельности Добровольческой армии и Кубанского правительства, членом которого являлся Д. Е. Скобцов в ранге Министра земледелия. Наибольший интерес представляет описание реакции на революцию простого казацкого народа.Издание предназначено для широкого круга читателей, интересующихся историей Белого движения.

Даниил Ермолаевич Скобцов

Военное дело

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Соловей
Соловей

Франция, 1939-й. В уютной деревушке Карриво Вианна Мориак прощается с мужем, который уходит воевать с немцами. Она не верит, что нацисты вторгнутся во Францию… Но уже вскоре мимо ее дома грохочут вереницы танков, небо едва видать от самолетов, сбрасывающих бомбы. Война пришла в тихую французскую глушь. Перед Вианной стоит выбор: либо пустить на постой немецкого офицера, либо лишиться всего – возможно, и жизни.Изабель Мориак, мятежная и своенравная восемнадцатилетняя девчонка, полна решимости бороться с захватчиками. Безрассудная и рисковая, она готова на все, но отец вынуждает ее отправиться в деревню к старшей сестре. Так начинается ее путь в Сопротивление. Изабель не оглядывается назад и не жалеет о своих поступках. Снова и снова рискуя жизнью, она спасает людей.«Соловей» – эпическая история о войне, жертвах, страданиях и великой любви. Душераздирающе красивый роман, ставший настоящим гимном женской храбрости и силе духа. Роман для всех, роман на всю жизнь.Книга Кристин Ханны стала главным мировым бестселлером 2015 года, читатели и целый букет печатных изданий назвали ее безоговорочно лучшим романом года. С 2016 года «Соловей» начал триумфальное шествие по миру, книга уже издана или вот-вот выйдет в 35 странах.

Кристин Ханна

Проза о войне