Читаем Письма с фронта лейтенанта Климовича полностью

Милые, дорогие мои! Вчера только успел дописать ответ на вашу открытку от 26 августа, как получил еще две от 19 и 20 августа. Обе они внесли ясность относительно вашей эвакуации, а главное содержат много хороших слов, которые наполнили меня радостью и даже больше — сделали счастливым. Пусть даже слова эти были вызваны минутой, настроением — я счастлив. Письмо прервано было совершенно неожиданно для меня. Продолжаю его на новом месте, на добрую сотню километров дальше прежнего расположения. Адрес мой переменился и сейчас, пользуясь отдыхом, буду слать во все концы открытки. Очень жаль, что не дописал письмо вчера. Так хотелось много сказать, а теперь настроение несколько изменилось. Если бы я знал, какое из моих писем будет последним, я бы в нем многое сказал недоговоренное. Перечитываю ваши открытки. Как, однако, мне мало нужно сейчас для того, чтобы быть счастливым. Теперь я, видимо, не скоро получу от вас письма и как хорошо, что твои последние открытки наполняют меня бодростью, счастьем. Не страшно, если они действительно окажутся последними для меня… На всякий случай — ты у меня была единственная, есть и будешь до последнего дыхания. Береги ребят. Это так, на всякий случай. Письмо это отправлю на московский адрес, пусть Клавдия перешлет. Продолжаю через несколько часов. Какое-то косноязычие, а не письмо! Так много в голове и сердце и так мало на бумаге и так коряво. Переписывать, однако, не буду. Очень жалко если ты послала фотограф по старому адресу. Есть ли смысл уезжать к родным, если ребятам хорошо в детсаду? Шлю открытки с адресами вам, в Пензу, Клавдии, Бариновой. Это письмо в Москву. Остаюсь живым, здоровым, уверенным в твоих чувствах. Берегите друг друга. Крепко целую всех. В.

I6/IX 41 г.

Милые мои! 11-го или 12 отправил вам письмо через Москву и открытку непосредственно в Цибикнур. Там мой новый адрес — дошли ли до вас они? Открытки с адресами разослал и в Пензу, Саранск, Москву, Ульяновск. Куда-нибудь да дойдет. От вас ничего пока нет и нескоро, вероятно, будет. Может быть, каким-нибудь путем перешлют со старого адреса, а там письма есть — уверен в этом. Написать вам чего-либо хорошего или побольше сейчас не могу. Правда, само то, что жив, здоров, в наше время, является хорошим. Настроение посредственное, чтобы не сказать плохое. Сильно хочется повидать вас. Хоть бы взглянуть одним глазом, услышать ваши голоса одним ухом. Это самое страстное мое желание. Есть и другие, правда, но они пока также неосуществимы, как и это. Стоим сейчас в одной деревушке — находимся в обороне одного города. Население эвакуировано и до боли жаль и людей и то добро, что бросили. В воздухе всё время орудийные раскаты, слышен пулемет. Сейчас сготовил обед (он же и завтрак) — украинский борщ, картофельное пюре. В огородах добра много всякого. Вышел из окопа и копайся, пока можно. Как видишь занятие самое мирное, идиллическое. Но что может быть через день, час? Мучит погода — дожди третий день. Сыро, холодно. Но что-то я настраиваюсь лирически — не время сейчас. Обязательно снимитесь на миниатюрах и пришлите. Хоть это немного будет заменять вас. Крепко всея вас целую. Остаюсь жив, здоров. Письма, до получения ответа от вас, буду слать через Москву. В.

2I/IX — 41.

Дорогие мои! Я жив, здоров и ожидаю вестей от вас. Прошло 10 дней, как я переведен в другую часть и если так пройдет еще много раз по 10 дней, то тогда я приеду за вами сам и увезу в Москву. Сегодня ночью мне снился сон: все мы опять вместе, дома. Сидим за столом, обедаем, раздается звонок — Володя открывает дверь и в комнату входит дедушка. Разбудил меня сильный орудийный выстрел и я был очень раздосадован — такой хороший сон и такая печальная действительность. Чуть ли не 10 дней подряд идут дожди. Сыро, холодно и грязно. Сейчас серое небо, сильный ветер, но дождя к счастью нет. Ожидаю писем теперь спокойно, т. к. знаю, что с вами всё, более менее хорошо, что вы живы, здоровы. Письмо придет большое, со всеми подробностями, а главное с фотографиями. Вот дождь опять пошел, мелкий, частый. Осень. Позавчера ночью был мороз. Володя, ты мне тоже напиши письмо — как ты живешь в детском саду, как слушаешся маму и бабушку, не обижаешь ли Илюшку. Ты теперь стал большой и должен быть помощником маме с бабушкой. Я недавно ночью ходил в разведку. Был сильный дождь, очень темно. А днем в лесу мы нашли большой белый гриб. Он величиной с твою капитанку и мы из него сварили суп — очень вкусный. Я как приеду, то расскажу тебе много интересного. Думаю, ты уже умеешь читать и писать печатными буквами. Крепко всех вас целую. Жалейте друг друга, не обижайте и не ссорьтесь. Пишите чаще. В.

30/IX

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Шопенгауэр
Шопенгауэр

Это первая в нашей стране подробная биография немецкого философа Артура Шопенгауэра, современника и соперника Гегеля, собеседника Гете, свидетеля Наполеоновских войн и революций. Судьба его учения складывалась не просто. Его не признавали при жизни, а в нашей стране в советское время его имя упоминалось лишь в негативном смысле, сопровождаемое упреками в субъективизме, пессимизме, иррационализме, волюнтаризме, реакционности, враждебности к революционным преобразованиям мира и прочих смертных грехах.Этот одинокий угрюмый человек, считавший оптимизм «гнусным воззрением», неотступно думавший о человеческом счастье и изучавший восточную философию, создал собственное учение, в котором человек и природа едины, и обогатил человечество рядом замечательных догадок, далеко опередивших его время.Биография Шопенгауэра — последняя работа, которую начал писать для «ЖЗЛ» Арсений Владимирович Гулыга (автор биографий Канта, Гегеля, Шеллинга) и которую завершила его супруга и соавтор Искра Степановна Андреева.

Арсений Владимирович Гулыга , Искра Степановна Андреева

Биографии и Мемуары