Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

И я мог бы организовать отпор им по всей линии, для этого есть силы, есть желание, а главное — это необходимо. И мне кажется, что «Знание», у которого уже есть традиция, должно бы выступить на бой со всей этой шайкой дряни — вроде Ивановых-Разумников, Мережковских, Струве, Сологубов, Кузминых и т. д. Именно — «Знание».

А Ваше отношение, как я чувствую, отрицательно к этой задаче, столь важной и крупной, столь своевременной.

И вот я принужден работать где-то не рядом с Вами, как привык и что ценил, а в стороне.

Это, — Вы поймете, — очень грустно для меня.

Кстати: мною заказано Амфитеатрову несколько литературных памфлетов, и я уверен, что он их сделает хорошо. Темы — мои. Скоро я пришлю их Вам. Если Вы найдете их неудобными для сборников, оплатите работу за мой счет — по цене? — а вот этого не знаю. Спрошу автора.

Амфит[еатров] — очень популярен, как Вы знаете, главное же, он искренно любит литературу и искренно возмущен ее порчей. Я жду от него интересных вещей.

Всего доброго!

Как книги по литературе? Получил далеко не всё.

Жму руку.

А. Пеш[ков]

442 Д. Я. АЙЗМАНУ

8 [21] апреля 1908, Капри.

Дорогой Давид Яковлевич!

Мое отношение к пессимизму и ко всем иным выражениям психического распада личности в русской литературе — становится все более враждебным.

Мне кажется, что в стране столь юной, какова Русь, в народе, который только что начинает жить, пессимизм— явление вредное, он для меня продукт разрушения индивидуума, который лишен чувства своей органической связи с миром и оттого—погибает. Драма, конечно. Я знаю, что она естественна, обусловлена.

Но — мне она надоела. Надоел субъективизм, чужд человек, который все стонет, плачет, отрицает, подчеркивает страшное, жестокое и не видит за единичными проявлениями борьбы за жизнь ее великий процесс, ее могучий рост, не видит, как постепенно слагается коллективная психика, как организуется мировой опыт, — сила, кая победит все препятствия на пути к великому делу строительства новой жизни.

Я — поскольку это зависит от меня — не буду печатать в сборниках «Знания» пессимистических вещей. Разумеется, от этого не пострадает ни пессимием, ни его поэты и проповедники. Я только думаю, что не имею права предлагать своему читателю то, что мне кажется вредным для него, понижающим жизнедеятельность.

Не сердитесь на меня, но я не могу скрыть от себя, что наши дороги резко расходятся. Ваши рассказы в сборнике «Жизнь» — произвели на меня тяжкое впечатление, хотя я их знал раньше. Но в этой грязной книге, где все авторы насилуют женщину, Ваши вещи еще более проиграли в моих глазах. Противна мне эта «Жизнь» — противно знать, что в русской литературе, где женщина, по праву, занимала столь высокое место, ныне люди больного воображения тащат ее в грязь и всячески плюют на нее.

Вас, конечно, не касается мое возмущение, [так] как Ваши произведения не трогают русскую женщину, я говорю о других. Но поскольку и Вы сливаетесь с Арцыбашевыми и Кº — мне искренно грустно за Вас и жаль Вашего таланта. Он был такой задушевный, лирический, славный.

Извините за правду, если она сказана грубо.

Всего доброго Вам и супруге.

Привет А[лександру] В[алентиновичу] и его семейству.

А. Пешков

443 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

9 [22] апреля 1908, Капри.

Дорогой друг —

получена Ваша телеграмма — спасибо! Мне жалко, что Вы против опубликования моего письма по адресу уважаемых товарищей. Но — спорить не буду. Ничего не понимаю в отношениях Ваших к ним и в их отношении к «Знанию».

Приехал Базаров и сообщил, что все мною выписанные книги уже посланы мне. Это погрузило меня в тревогу, ибо до сего дня я получил далеко не все. Из прилагаемого списка Вы увидите, какие именно книги не получены мною.

Возвращаю рассказ Серафимовича. Очень плохо, небрежно и — шипит: все время слышишь «щихся», «щийся», «ший», «щий». Это — модернизм или размягчение мозга? Так как рукопись получена мною без письма от автора — прилагаю записку, коя поможет Вам, если захотите, отказаться от помещения рассказа в сборнике.

Здесь Базаров, Богданов, Луначарский, завтра при едет Ленин. Выработана программа небольшой энциклопедии для изучения России; в течение двух, трех лет будут написаны такие книги:

История России — политическая,

------ экономического развития,

------ внешних сношений — т. е. ист[ория] внешней политики,

------ развития политической мысли,

------ ------  правовых идей,

------ церкви,

------ словесности.

Богданов напишет книгу «Организация опыта и типы классовой психики».

Вся эта работа займет томов 12–15, по 20 листов том.

Вырабатывается программа публицистических сборников типа такого же, как «Литературный распад».

О сих планах, на кои я весьма оптимистически смотрю, Вы не рассказывайте товарищам литераторам, ибо они все сплетничают, как старые бабы. Усердно стараются поссорить Вас со> мною, как я чувствую. Скучно и погано.

На-днях вышлю рассказ Гусева и перевод Гамсуна, — чего же ему у меня зря лежать? Ив[ан] Павлов[ич] говорит, что Гамсун ожидает от Вас ответа.