Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Говорят также — и будто бы с Ваших слов, — что я много должен «Знанию». Хорошо, если б я имел в руках данные, коими мог бы в любой час дня сунуть в нос разговорщикам. А в данном положении принужден, как осел, молча слушать и хлопать глазами.

Вы послали денег в Дерпт? Очень прошу об этом!

Как только разъедутся гости, сажусь писать повесть «Герой». А пока — желаю Вам всего доброго и всяческих благ.

Погода скверная, у меня бронхит.

Жму руку.

А.

Не забудьте о книгах!

22-го апреля.

До сего дня денег по телеграмме еще не получал.

Есть книжка профессора Ле-Дантека «Философия биологии», удивительно интересная вещь! На французском языке она имеет величину 7 листов.

Сообщаю на случай, не издадите ли? Это — сливки!

444 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

17 [30] апреля 1908, Капри.

Дорогой мой Константин Петрович!

Нехорошо я чувствую себя.

Третьего дня из газетного объявления узнаю, что в 21-м сборнике напечатан рассказ Куприна. Куприн — это человек, который всем открыто говорил, что «Знание» его обжулило, обворовало и т. д., мне известно, что он говорил это в формах грубых, резких; я помню также, что и сами Вы, говоря о его клевете, сильно злились. Затем Куприн написал рассказ «Морская болезнь», — для меня это произведение — пакость, объяснить его я могу лишь тем, что автор был пьян, когда «создавал» эту дрянь, но оправдать — никак не могу.

Сегодня получаю сборник, читаю Куприна. Недоумеваю. «Ученик» написан слабо, небрежно и по теме своей — анекдотичен. Можно подумать, что автор написал его специально для «Знания», кое, в его глазах, видимо, является издательством, готовым печатать всякую дрянь, лишь бы она была подписана «именем».

Говоря короче — я такого рассказа в «Знании» не напечатал бы. И я вообще полагаю, что Куприну — нет места в «Знании». И — не должно быть. […]

Все это я принужден сказать потому, что, как Вам известно, меня считают чем-то вроде редактора сборников «Знания» и на меня возлагают ответственность за подбор материала. К сожалению, это так — Вы не будете спорить. И так как фактически я от редактирования сборников оказываюсь в стороне, то мне придется снять с себя ответственность за их содержание.

Не согласитесь ли Вы поместить в газетах прилагаемое заявление мое об этом?

Вам, вероятно, кажется, что я, как всегда, горячусь. Нет, я спокоен. Мне очень грустно писать Вам об этих вещах, ибо я был уверен, что мы всегда будем идти в ногу. Но ныне, как видно, мы разно смотрим на дело и различно понимаем требования времени.

Я решительно против литературного шарлатанства и цинизма, против торговли чувством и мыслью, против литературы, «услужающей» обывателю-мещанину, который желает и требует, чтобы Куприны, Андреевы и прочие талантливые люди закидали и засыпали вчерашний день всяким хламом, чтобы они избавили обывателя от страха пред завтрашним днем.

Ваше отношение к делу ныне мне неясно. Зачем Вы пустили Куприна в сборник — я не знаю. Он талантлив, но — подлец, что я и скажу ему в глаза при встрече. Таких людей, как он […], нельзя считать даже просто приличными людями.

А особенно — теперь.

У «Знания» есть свои задачи — они недоступны пониманию литераторов, вроде Куприных, который, при всем его таланте, есть и всегда будет хулиганом.

Я имею основание думать, что новой повестью Гусева и моей «Исповедью» реализм, которому служило «Знание», становится на новый путь, оживляется и приобретает новые силы, новое освещение. В линии, кою проводим мы, литераторы, как Чириков, Куприн и т. д., не находят места.

А засим мне приходится сказать Вам, что, заставляя клянчить деньги, Вы ставите меня, которого зовете другом, в положение унизительное. Я уже несколько раз писал Вам, что у меня есть долг Боткиной. Мне очень тяжело теперь, когда я должен из своих средств поддерживать предприятие, культурная ценность которого стоит выше всей современной литературы с Андреевым во главе.

Повторяю, я не понимаю Ваших задач, и Вашего отношения ко мне — тоже не могу понять. Молчание Ваше в ответ на мои вопросы не могу объяснить только недостатком времени. Сознаете Вы это или нет, но фактически Вы относитесь ко мне небрежно, как к мальчишке.

А. Пеш[ков]

445 Е М. МИЛИЦЫНОЙ

Не позднее 26 апреля [9 мая] 1908, Капри.

Уважаемая Елизавета Митрофановна!

Ваши рассказы я своевременно читал уже; ныне, перечтя их все вместе, я, мне кажется, имею право видеть в лице Вашем серьезного сотрудника и ценную силу — умного и стойкого борца за возрождение нашей страны. Сообразно с таким к Вам отношением я считаю возможным для себя и не обидным для Вас указать Вам на следующее: