Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Разваливается храмина наша, увы!

Но — верю, что этот быстрый процесс разрушения есть в те ж минуты — творческий процесс, и — повторяю — вижу новых людей — хороши!

Хороши, Сергей Яковлевич, дорогой мой!

Крепко жму руку.

Не обижайтесь на меня! Напишите мне немножко.

А. Пеш[ков]

464 Ф. И. ШАЛЯПИНУ

Не ранее 1 [14] сентября 1909, Капри.

Милый мой Федор —

Константин Петрович — он здесь—сообщил мне, что ты хочешь написать и издать свою автобиографию, — меня это сообщение очень взволновало и встревожило! Спешу наскоро сказать тебе, дружище, следующее:

ты затеваешь дело серьезное, дело важное и общезначимое, т. е. интересное не только для нас, русских, но и вообще для всего культурного — особенно же артистического — мира! Понятно это тебе?

Дело это требует отношения глубокого, его нельзя строить «через пень — колода».

Я тебя убедительно прошу — и ты должен верить мне! — не говорить о твоей затее никому, пока не поговоришь со мной.

Будет очень печально, если твой материал попадет в руки и зубы какого-нибудь человечка, не способного понять всю огромную — национальную — важность твоей жизни, жизни символической, жизни, коя неоспоримо свидетельствует о великой силе и мощи родины нашей, о тех живых ключах крови чистой, которая бьется в сердце страны под гнетом ее татарского барства. Гляди, Федор, не брось своей души в руки торгашей словом!

Ты можешь поверить мне — я не свои выгоды преследую, остерегая тебя от возможной — по доброте твоей и по безалаберности — ошибки.

Я предлагаю тебе вот что: или приезжай сюда на месяц — полтора, и я сам напишу твою жизнь, под твою диктовку, или — зови меня куда-нибудь за границу — я приеду к тебе, и мы вместе будем работать над твоей автобиографией часа по 3–4 в день.

Разумеется — я ничем не стесню тебя, а только укажу, что надо выдвинуть вперед, что оставить в тени. Хочешь — дам язык, не хочешь — изменяй его по-своему.

Я считаю так: важно, конечно, чтобы то, что необходимо написать, было написано превосходно! Поверь, что я отнюдь не намерен выдвигать себя в этом деле вперед, отнюдь нет! Нужно, чтобы ты говорил о себе, ты сам!

О письме этом — никому не говори, никому его не показывай! Очень прошу!

Ах, чорт тебя возьми, ужасно я боюсь, что не поймешь ты национального-то, русского-то значения автобиографии твоей! Дорогой мой, закрой на час глаза, подумай! Погляди пристально — да увидишь в равнине серой и пустой богатырскую некую фигуру гениального мужика!

Как сказать тебе, что я чувствую, что меня горячо схватило за сердце?

Спроси Кон. Петр. — лучшего, честнейшего из людей, которых знаю! — спроси его, как важна и дорога мне твоя прекрасная мысль, он тебе скажет.

По праву дружбы — прошу тебя — не торопись, не начинай ничего раньше, чем переговоришь со мной!

Не испорчу ничего — поверь! — а во многом помогу — будь спокоен!

Ответь хотя телеграммой.

И еще раз — молчи об этом письме, убедительно прошу тебя!

Алексей

Милый К. П. кланяется тебе и М[арии] В[алентиновне]. Я ей — тоже.

465 С. А. ВЕНГЕРОВУ

Сентябрь, до 7 [20], 1909, Капри.

Многоуважаемый

Семен Афанасьевич!

Не посетуйте за беспокойство, причиняемое Вам, — позвольте обратиться с просьбою:

Мне очень нужна книга Ваша «Русская поэзия», — а нет ее нигде, даже и у букинистов.

Быть может, в личной Вашей библиотеке есть дубликат — не пошлете ли его мне? Премного обяжете искренно уважающего Вас человека.

Если не можете продать Ваш экземпляр — пришлите на время, я возвращу его, как только минует нужда в нем.

Не могу также найти и Ваш этюд об А. Ф. Писемском.

Свидетельствуя глубокое почтение — жду ответа.

А. Пешков

Адрес:

Capri, presso Napoli.

М. Gorky.

466 М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

15 [28] сентября 1909, Капри.

Дорогой Михаил Михайлович!

Великодушно извините мне невежливость мою — до сего дня не собрался ответить на Ваши письма, посылку книг, открыток и на все лестное внимание Ваше, кое искренно ценю и за которое сердечно благодарен.

Отчасти — меня, быть может, оправдывает каторжная моя жизнь — работы несть конца! Школа, где я читаю две лекции в неделю по литературе, — а к ним надобно готовиться; осень — идут рукописи, написанные за лето, — идут десятками! Авторы же народище нетерпеливый, ответов требуют немедленных. К. П. Пятницкий приехал, и я с ним принужден просмотреть всю работу «Знания» за девять лет — не шутка!

Не думайте, что преувеличиваю заботы мои — право, нет!

Приехавшая сюда рабочая публика — чудесные ребята, и я с ними душевно отдыхаю от щипков и уколов «культуры». В то же время, по мере возможности, они знакомятся с культурою истинной — были в Неаполитанском музее, в старых церквах, в Помпее, будем и в Риме. Хорошо они смотрят, хорошо судят, и — вообще — хорошо с ними демократической моей душе!