Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Но — оставим национализм, будем говорить просто о любви к березам, осинам, волкам, снегам и вьюгам и — о любви к русским людям, подросточкам мировой истории. Это у Вас есть, а — в моих глазах — это залог тому, что Вы способны спеть прекрасные, тихие, но бодрые песни, — в них, в бодрых песнях, нуждается Русь. Так ли? Есть любовь — все есть! И я желаю Вам дружески-горячо — не давайте угаснуть этому чувству, необходимому для жизни, как солнце! Пишите так, как будто Вы рассказываете любимейшему человеку, пред которым нельзя сказать ни слова неправды, но который нуждается, чтобы в нем отметили его хорошее, его человеческое! Скотское же в нем — оплевано и будет оплевано без нас с Вами. Сейчас — с особенной яростью плюются, ибо тот, в кого плюют, не хочет защищаться. Не может? Ну, и не может. Но — прежде всего — не хочет, ибо мочь — это значит хотеть. Всего доброго и — бодрости прежде всего!

А. Пешков

478 А. Г. КОЛПАКОВУ

Между 8 и 15 [21 и 28] марта 1910, Капри.

Аркадию Гавриловичу Колпакову, редактору — издателю журнала «Гном».

Многоуважаемый Аркадий Гаврилович!

К величайшему огорчению моему — не могу я вступить сотрудником в почтенное Ваше издание, не могу, оберегая Ваши интересы и спокойствие Вашего духа.

Потому что, как только я начну писать в журнале Вашем, — сейчас же узнают об этом газеты и начнут тоже непременно писать. Узнает директор гимназии, сделает неприятную сцену Вам, потом — Вашим папе и маме, а папа с мамой — обидятся и тоже сделают Вам сцену, да и мне, пожалуй, перепадет на орехи.

Я, Аркадий Гаврилович, сам в гимназии не учился, но — весьма боюсь директоров, хотя мне уже сорок лет, а директора, наверное, не все страшные.

А что о сотрудничестве моем у Вас узнают — это уж наверное! Обо мне — все известно: сколько волос у меня на голове, и как велика лысина, и что я думаю, когда молчу, и какие вижу сны — всё!

И если я напишу детям письмо, так оно уж непременно попадет в газеты, — куда ни прыгни, а уж на земле будешь, таков закон природы, дорогой Аркадий Гаврилович. Об этом даже в учебниках физики сказано.

Мне очень нравится, что Вы издаете журнал, и я был бы рад, если бы Вы прислали мне вышедшие номера его. Пришлите, а? А я Вам открыток пришлю и, если хотите, иностранных марок?

Знакомство наше не скрывайте от папы с мамой — с ними надо быть откровенным во всем, если Вы желаете, чтобы они были для Вас хорошими друзьями. Это я говорю не потому, что сам — папа, а потому, что дружба сына с отцом и матерью — превосходнейшее чувство и я желаю Вам испытать его.

Желаю Вам также успеха в Вашем деле, это славное дело, и я хотел бы, чтобы Вы не бросали его всю жизнь, писали бы рассказы, издавали журналы и т. д.

Конечно, для этого необходимо учиться, это — как я немножко знаю — трудновато, но — необходимо, милый Аркадий Гаврилович!

А если привыкнешь учиться, так это даже приятно, уверяю Вас! Приятно и дает очень много радости.

Крепко жму Вашу огромную лапу, да будет она всегда сильной, доброй, рыцарски честной — Вам ведь хочется этого?

Всего хорошего, Аркадий Гаврилович.

Журнал-то пришлите.

479 Л. А. НИКИФОРОВОЙ

Май, не позднее 8 [21], 1910, Капри.

Работая — ставьте мысленно пред собою любимых Вами людей прошлого — тех, кто трогал Вашу душу величием своей жизни, ласковой песней — Христа, Пушкина, русский народ, ставьте тех, кто дорог в настоящем, — Толстого, мужа, дочь или Вашу мать, или русский народ — и вообразите, что это им, лучшим людям жизни, самым близким для Вас, Вы рассказываете интимно, искренно и просто Ваши наблюдения над современностью, Ваши мысли и недоумения, всю Вашу жизнь, которая есть необходимейшее звено в цепи жизней. Никогда не бойтесь честно сказать себе и другим — «не знаю», «не понимаю», — поверьте, это честнейшие слова человечьи.

Заботьтесь об языке: всегда читайте Пушкина, Аксакова, Чехова; старые рассказы Короленко тоже много дают чудесных, мягких слов. Читайте еще былины, сказки — лучшие издания их — академические, — в них Вы найдете множество красоты и услышите коренной, мощный народный язык.

Так как наш герой — народ, что бы там ни кричали модники, то для знакомства с его духом, с его творчеством хорошо знать книгу Афанасьева: «Поэтические воззрения славян на природу» — старая, но добрая книга и сделана с любовью.

Почему-то мне кажется, что Вы должны написать книгу о «бабе» — все равно в каких юбках: в шелковых или холщовых. Говорю «баба» нарочно, ибо — пока еще русская женщина не вся целиком превратилась в «даму» на европейский лад и в «женщину» на городской. «Баба», по преимуществу, — мать и не только тогда, когда у нее дети, но когда она жена, любовница; так вот, это материнское в русской бабе, эта ее весь мир обнимающая жалость требует простого, правдивого изображения. Подумайте-ка над великой тоской бабьей жизни, над жизнью человека, у которого ничего нет, кроме большого, страшно емкого сердца.