Мои взгляды по данному вопросу изложены мною — неудачно и недостаточно ясно — в ответе на анкету журнала «Украинская жизнь» и в статье «О современности». Я позволю себе указать Вам на эти статьи, дабы не затруднить Вас чтением слишком длинного письма.
Перехожу к делу: если у Вас уже имеются произведения грузинских авторов в переводах на русский язык, я прошу Вас немедля прислать мне рукописи. Часть их, вероятно, можно будет напечатать в журнале «Современник», который с 1913 года ставит себе целью посильную разработку вопросов племенных и областных. Засим: я просил бы Вас
Рукописи переводов присылайте немедля заказными бандеролями, а не посылкой, — посылки идут слишком долго. Я хорошо помню дни нашего знакомства, помню и Вас лично. Очень часто и сердечно вспоминаю я о вас, добрые товарищи. Все ли живы, здоровы, все ли целы? Погибшим за великое дело — мой земной, молчаливый поклон, уцелевших обнимаю крепко, и — да здравствуют! Рад заочно пожать знакомые мне крепкие, честные руки и сегодня за обедом выпью за ваше здоровье стакан каприйского вина.
Будьте здоровы, будьте бодры духом.
Капри, декабрь 1912 г.
А. В. АМФИТЕАТРОВУ
21 декабря 1912 [3 января 1913], Капри.
Дорогой Александр Валентинович!
Спасибо Вам сердечное за письмо и — не обессудьте меня, что не догадался первый поздравить Вас с Новым годом, — не чувствую еще Нового года, хотя и встречал оный. Все это время у меня внутри — будни, да еще уездно-русские будни, и — ноль хороших впечатлений.
Слагается на Руси какая-то очень свежая, бодрая сила — так! — а поддержать ее, организовать — некому, своего же уменья — нет еще, и силишка эта — нервничает, раздражается, тратится зря.
Нужны три рабочие газеты: в Московском районе, на юге, на Урале, — некому поставить. Хочу просить Вас: не дадите ли для с.-д. «Правды» питерской какой-нибудь фельетон небольшой? Газета расходится в 40 т., а веселой литературы — нет у нее.
Был у меня на-днях харьковский бактериолог Недригайлов, довольно широко известный ученый за границею и, должно быть, превосходный человек. Рассказывал действительные анекдоты из современной русской жизни — матушки мои! Нехорошо.
Видный человек в Харькове, он берет своих [детей] из гимназии, — нельзя учиться.
Вообще — чувствую я себя неважно, чему помогает овечий кашель, от коего у меня разламывается череп.
Пишу, конечно, но — пишу не то, что нужно и хотел бы. Материальные дела мои — Содом и Гоморра. «День» денег, разумеется, не прислал, и это он зря делает. Писать им я не буду, — неловко как-то, может сами вспомнят.
Ну, будьте здоровы, будьте бодры духом и приезжайте на остров Капри, где сегодня ночью был потопный дождь изумительной силы! Ей-богу, я думал, что остров разобьет в кашу и мы съедем в море.
Поздравляю всех Ваших с Новым годом, да будет он всем радостен и легок!
А Вам, дорогой, любимый и уважаемый человек — особенно хочется пожелать всего, всего доброго! И — отдыха!
Крепко обнимаю.
3/I. 913.
Герману Александровичу —
привет и почтительно кланяюсь,
поздравляя!
Ф. СОЛОГУБУ
23 декабря 1912 [5 января 1913], Капри.
Г[осподи]ну Федору Тетерникову. Милостивый государь!
Я очень удивлен письмом Вашим: какие основания имеете Вы полагать, что фельетон мой о Смертяшкине «метил» именно в Вас?
Считая меня «искренним человеком», Вы должны верить, что, если б я хотел сказать Вам: «Да, Смертяшкин — это Вы, Ф. Сологуб», — я бы это сказал.
Я отношусь отрицательно к идеям, которые Вы проповедуете, но у меня есть известное чувство почтения к Вам как поэту; я считаю Вашу книгу «Пламенный круг» образцовой по форме и часто рекомендую ее начинающим писать как глубоко поучительную с этой стороны. Уже одно это делает невозможным знак равенства Смертяшкин = Сологуб.
Разницу в моем отношении к Вам и, напр[имер], Арцыбашеву Вы могли бы усмотреть в моей заметке о самоубийствах, — «Запр[осы] жизни», № 27-й.
Прочитав мой фельетон более спокойно, Вы, вероятно, поняли бы, что Смертяшкин — это тот безымянный, но страшный человек, который всё, — в том числе и Ваши идеи, даже Ваши слова, — опрощает, тащит на улицу, пачкает и которому, в сущности, все, кроме сытости, одинаково чуждо.